не могу не!1111

---

флеш-салатики - идеально сбалансированная диета для Вас! 100% результат бесплатно!

игрушка про салаты

какой, оказывается, сложный процесс нарезка огурца ОО
ювелирный!

@музыка: ост из world of goo

@темы: нонфикшен

---

есть три типа игр, мимо которых я не могу пройти спокойно. и вот один из них - это что-то неэкшеновое и долгоиграющее. медитативное и опционально умственное. сэндбокс, конструкторы всякие.
Golems Universal Constructor - это оно самое. во всех смыслах оно самое. прекрасный шредер времени.
вот так полдня сидишь и пытаешься сделать чуваку нормальную походку. и чтобы коленки гнулись не в обе стороны)))

@темы: misc

---

три

Айзен/Ичиго. Цепи и иллюзии. Приручение. ссылка

Мы спонтанны,
Импульсивны,
Готовы действовать неосторожно
По отношению к опасностям,
Настоящим или воображаемым.
Без репетирования.
Я, мы выскакиваем,
Не зная, жара или холод.
К черту следствия!
Как герой,
С шорами на глазах для выживания.
Но мы - разные.
Боясь риска, мы должны убедиться,
Что ничего не случится, что могло бы повредить
Спокойствию с девяти до четырех,
Страховой сумме, оплате чеков,
привычным взаимоотношениям.

В любое время, при любых обстоятельствах, в мифах или в реальности, в жару или в холод – вся стратегия героя сводится к неизменному «Торопись! Бей! Побеждай!». По сути своей, герой – скорее функция, чем живой человек, и тем страшнее момент, когда марионетка обрывает нити и превращается в монстра, в тотальный, апокалиптический пиздец.
Потом выжившие напишут: «Обе стороны поставили на него все до последнего цента, но он не оправдал их надежд – оказался слишком эффективным оружием».

***
Есть дни удачные, и есть дни не очень.
Не очень удачные, к примеру, – это когда твой меч, твой верный славный черный меч, твою, черт возьми, суперубойную терминальную атаку одним пальцем останавливает какой-то четырехглазый мудень.
Ичиго не верит, просто не верит своим глазам, а им-то как раз верить и не надо, потому что противник двигается слишком быстро – не успеешь сказать «Кто здесь», а тебя уже, считай, располовинили.
Капли крови срываются с айзеновского меча, зависают на мгновение и падают вниз медленно и неохотно.
Ичиго смотрит, как завороженный.
Он давно уже не боится вида собственной крови, но все еще не допускает возможность поражения. И теперь Ичиго в ступоре, он проделал слишком длинный путь, он перся к своей цели как танк, он даже успел вовремя и спас Рукию, но теперь – теперь все это превратилось в ничто, в пыль.
В кусок дерьма.
Он все еще стоит на ногах, но он уже побежден.
Он умирает.
Не самый удачный день, должно быть.
Не самый…
Я все равно ее спасу, мать вашу, что бы ни случилось, - упрямо повторяет Ичиго, вдалбливает в себя эти слова, заставляя тело двигаться рывками.
Слишком медленно, как будто воздух, окружающий его, превратился в стекло, а кости – в мел.
Слишком медленно, бесконечными канатами, уходящими за горизонт, тянется:
- Нунадоженеужелиударбылнедостаточносиль…

Ичиго моргает.

Он как животное, злое, молодое и глупое – пока ты стоишь на ногах, сражайся! – отпрыгивает назад, проскальзывая по покатой зеркальной поверхности.
Айзен прячет меч в ножны, не глядя на Ичиго, и на лице его застыла отсутствующая улыбка.
Ичиго бежит на него с мечом, разгоняясь с горы, тактика тупого напора до сих пор себя оправдывала, но подкравшаяся неуверенность сковывает движения Ичиго, делает их тяжелыми и резкими.
Не как ураган, а, скорее, как разогнавшийся стенобитный таран.
Айзен неподвижен, он стоит где-то внизу, даже выпустил рукоять меча и скрестил руки на груди.
Белое капитанское хаори реет как недосушенная простыня, пузырясь и хлопая на ветру.
Его ничем не скрываемое пренебрежение замедляет и злит Ичиго; пытаясь не думать, он набирает полную грудь воздуха и орет на бегу:
- А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
Сила вскипает в нем, дурная, вязкая, как кипящий асфальт, скручивает тело, спрессовывая в пулю, он несется прямо на Айзена – и пробегает мимо.
Пытается тормозить на скользком стекле, катится кубарем, гася инерцию локтями и коленями; перед глазами мелькают то небо, то зеркала.
Наконец он останавливается.
Поднимается на ноги.
Голова идет кругом, вращение уходит неторопливо, оставляя после себя тошноту и потерянность.
Ладони саднит, а джинсы на коленях стерлись до дыр.
Ичиго чувствует присутствие за спиной, вещественное, как теплая тяжелая рука, давящая на загривок.
Не оборачиваясь, глядя на меч, укатившийся в сторону, он спрашивает:
- Как? Где?
Собственный голос кажется ему жалким и хриплым.
- Это страна «Возможно».
Ичиго резко оборачивается, среди зеркал и неба, текущего под ногами.

- Возможно, это твой предсмертный бред, - подсказывает Айзен.
Теперь они стоят на плоской крыше какого-то дома и смотрят на детей, бегущих в школу.
Белые здания, пыльная зелень деревьев, на спортивной площадке кто-то играет в баскетбол – оранжевый мяч, темно-зеленые скамейки, расставленные по периметру, белые майки спортсменов.
Это даже больше похоже на фотографию, фотографию Каракуры – слишком четкие контуры, слишком неестественная, статичная композиция, и, если приглядеться, можно увидеть пыль и микроцарапины на глянце.
Ичиго кажется, что где-то его крупно наебали. Желание достать этого приколиста, повыдергивать ему ноги и засунуть их в жопу разгорается в груди Ичиго теплым и уютным огоньком. У него совсем нет чувства юмора.
Айзен снимает очки и начинает протирать их полой капитанского хаори. Он делает это монотонно, никуда не торопясь, и говорит точно так же:
- Лежишь себе на дне ямы, слушаешь, как Урахара предлагает залить ее цементом или асфальтом или просто заколотить досками, и смотришь, как медленно, медленно гниет твоя цепь.
- Цепь?
- Да, вот эта.
Айзен надевает очки, прищуривается и со странной бесцеремонностью тычет пальцем в грудь Ичиго…

…потерявшегося в пустоте, в абсолютном черном нигде-и-никогда, таком черном, что Ичиго кажется – его кожа светится.
Рывок!
Цепи протягиваются в бесконечность, цепи, растущие из его тела, из его рук, ног, живота и груди.
Ичиго не может пошевелиться, но странное дело, эта несвобода, это насилие как будто делает его чем-то вещественным.
Чем-то существующим.
С извращенным, заторможенным любопытством он разглядывает металлические звенья, растущие прямо из-под кожи и капельки крови, выступающие на месте разрывов, медленно набухающие.
Цепи, тянущие его в никуда.
И неожиданно в этом Ичиго открывается вся его суть, все эти его «я должен» и «я не хочу», одиночество испуганного ребенка и равнодушное принятие собственных побед.
Все его желание сделать свой мир только своим, заполнить его собой.
Все это вываливается перед ним, как кишки из вспоротого живота.
Он продолжит расширяться и поглощать и никогда не остановится, ведь ты можешь защитить только того, кого съел.
И ты не можешь защитить того, кто не захотел тебя съесть, предпочтя украсить листьями салата, оливками и настурцией – и подать к чужому столу.

- Никогда не доверял Урахаре, - хрипло говорит Ичиго и долго откашливается, трясясь всем телом и грохоча цепями.
Этот Урахара. Ему достаточно поздороваться и пару раз улыбнуться, и все окружающие будут считать его патологическим лжецом.
- Эй! – кричит Ичиго. – Выходи, сукин сын! Я знаю, что ты здесь!
Из голливудских боевиков он знает, что это работает.
Ему не хватает только залысин и скептической ухмылки, чтобы вообразить себя Брюсом Уиллисом.
Его закручивает огромная, опустошающая, болезненная волна возбуждения, как будто кто-то содрал с его члена кожу и теперь отсасывает.
Ласкаясь, проводит языком по оголенным нервам, сочащимся кровью.
- А-А-А-А-АБЛЯДЬ! – орет Ичиго.
Изгибается, отдергиваясь, чувствуя натяжение мышц, врастающих в цепи.
Электрическое, выжигающее изнутри до беззвучного воя.
Раскаленно-белое.
Обычное, простое прикосновение к плечу, похожее на стакан холодной воды, которую вылили тебе на голову.
- Это просто цепи, - говорит Айзен, такой домашний и обыденный, как микроволновка или телевизор. – Цепи и иллюзии.
- Цепи и иллюзии? – Ичиго выдавливает из себя слова вперемешку с электрическим током.
- Путешествие вглубь себя, - говорит Айзен. – Познание истинных мотивов. Разумеется. Все это – только «Возможно».
Небрежно - таким движением хозяйка дотрагивается до обеденного стола перед тем, как ставить на него тарелки – он проводит пальцами по цепи, растущей из горла Ичиго.
Он спокоен, спокоен и внимателен, пожалуй, даже чрезмерно, он не видит будущего – слишком велика погрешность, скулящая, дергающаяся в цепях.

Oh Girl
Lead me into your darkness
When this world is trying it's hardest
To leave me unimpressed

- Я чувствую себя… - мрачно говорит Ичиго, пиная песок. – Я не буду говорить, как кто я себя чувствую. Ты привел меня в Пустыню Самоактуализации?
- Нет, в Уэко Мундо, - отвечает Айзен.
- Тоже ничего, - грубо бросает Ичиго.
Недавняя вынужденная, и от этого еще более бесстыдная открытость схлынула, оставив после себя злость и растерянность. Это – что? Это – бой?! Да если об этом позорище узнает хоть одна живая душа, останется только заколоться пластмассовой вилкой.
А если неживая, то придется, пожалуй, взять ложку.
Айзен маячит за спиной и молчит.
Возможно, Айзена нет.
Возможно, Ичиго лежит себе в штольне и смотрит, как истаивает его цепь, а наверху Урахара уже суетится и строит прораба.
Отличный цемент, господин заказчик, самый отличный цемент.
Верю вам как себе, уважаемый. Просто приступайте.
Очень соблазнительно спихнуть все на лживого хрена в панамке.
Не слушай его, Урахара, жидкий камень, скрепленный рейрёку, – самое оно.
- В пустыне водятся суслики, - вяло говорит Ичиго. – В школе рассказывали.
- Правда? – удивляется Айзен.
Звук его голоса, такой холодный и чистый, как полоса остро наточенной стали среди ржавых, сочащихся ядом цепей, вызывает жажду.
Огромную, черную, сравнимую лишь с жаждой Пустого.
Нет, хватит.
Ичиго оборачивается, не чувствуя, скорее, предчувствуя движение. Тварь, которая на него летит, похожа на Пустого примерно так же, как Бэтмен похож на Микки-Мауса. Ичиго вскидывает меч, не размышляя, кидается вперед – он почти благодарен врагу за передышку. Но он не умеет растягивать поединок, и все происходит слишком быстро, уродливая белая маска рассыпается и тает, а Айзен стоит себе, смотрит, и будь он проклят, если в его широких рукавах не спрятано ведро карамельного попкорна.

- Охренеть какие суслики, - говорит Ичиго, и тут же перебивает себя, уверенно и быстро. – Я вспомнил. Ты же враг, тебя нужно победить. Давай, доставай свой меч, сыграем в «Звездные войны».
Айзен будто колеблется, он кладет руку на рукоять меча – бесстрастное, почти машинальное прикосновение – и звенья цепи приходят в движение, удовольствие такое концентрированное, что кажется, плоть обугливается, - и тут же ее отдергивает.
- Нет, не получится, - после паузы говорит Айзен. – Но ты можешь попробовать, конечно же.
- Ну и ладно, - Ичиго машет мечом, ощущая упругую, закручивающуюся вдоль лезвия рейрёку. – Не хочешь – не доставай. Тогда я буду подлым повстанцем. Тем, что в кустах и с базукой. Бан. Кай!
Ничего не происходит.
Черная форма шинигами остается черной формой шинигами.
А чертов Айзен обернулся и смотрит назад, туда, где за песками виднеются белые башни.
По большому счету, ему не хватает только коврика и корзинки для пикника.
- Бан! Кай! – орет Ичиго. – Бан! Блин! Кай!
- Не работает? – поворачивается к нему Айзен. – Никак?
- Неа, - печально отвечает Ичиго.
- Такое случается с каждым мужчиной, - сочувствует Айзен и улыбается, и ловит линзами очков белую плоскую луну.
- Какое еще такое, - вскипает Ичиго. Он везде видит намеки, двусмысленности, подтекст; кровь приливает к его щекам. Он думает, что кровь Айзена на этом песке казалась бы черной как нефть.
Придала бы изюминку этому унылому ландшафтному дизайну.
- Стресс. Неудачи в жизни. Плохое питание, - перечисляет Айзен. – Ты, случаем, не голоден?
- И еще раз Бан Кай, - сквозь зубы цедит Ичиго.
Он начинает превращаться, но совсем не чувствует Зангецу, как если бы Зангецу был какой-нибудь дурацкой Лунной Диадемой.
Шорох ткани, белые блики на темной стали, сила, опрокидывающая и подталкивающая.
- А ты знаешь, - злорадно говорит Ичиго, поднимая меч. – Знаешь, ты ведь сам похож на такого.
- На какого? – спрашивает Айзен и наконец-то достает меч из ножен.
- Короче. Сражаемся.
Поднимается ветер и бросает в лицо пригоршни белого, колючего, мягкого и теплого, как кожа…

А это и есть кожа. Мягкая, теплая, чуть влажная. Ичиго привалился к ней боком, он некоторое время слушает низкий гул мотора, потом открывает глаза.
Салон обит белой кожей, затылок шофера как будто высечен из гранита.
Айзен, сидящий рядом, сворачивает газету и откладывает ее в сторону.
- Нам нужно поговорить, - сообщает он как о чем-то, уже свершившемся.
- Что за позорная манера сражаться, - отвечает Ичиго.
- Я не хочу тебя использовать, - говорит Айзен. Глядя в нарочито-изумленные глаза Ичиго, он поправляет себя. – Я не могу тебя использовать, это правда. Я всего лишь хочу, чтобы тебя не использовали другие.
- Другие?
Ичиго бросает короткий взгляд в сторону закрытого окна. Синий, оранжевый и белый неон тянется вязкими размытыми нитями, трасса не видна.
- Другие, - кивает Айзен. Он не хочет ничего объяснять.
- Объясни мне? – спрашивает Ичиго.
Сонная, оглушающая умиротворенность наваливается на него, весь этот шум мотора, ритмичное покачивание, деликатное давление скорости, вся эта усталость. Это так просто, когда перед тобой противник, любой противник, и тебе всего-то нужно его победить, думает Ичиго.
Айзен отрицательно качает головой, это злит – в конце концов, он сам хотел поговорить?
Злость тоже растворяется в скорости, выплескивается потеками неона и исчезает за горизонтом.
- Убеди меня, - просит Ичиго в ожидающем молчании Айзена. – Только не трогай мой долг. И мое чувство вины. И мою ответственность. И еще я собираюсь защитить своих друзей. И ту маленькую девочку-призрака. И чтобы в этом сезоне победили «Ликаоны». И купить себе электрогитару.
Он почти смеется, ему почти смешно. Его проблемы кажутся ему почти смешными. Незначительными, как рисовое зерно перед каботажным судном.
Несущественными, как скрип молнии на джинсах.

Внимание, крупный план.

Спина Айзена, застывшее лицо Ичиго. Расслабленная шея Ичиго, пальцы Айзена, буграми проступающие под тонкой футболкой.

Разноцветные нити неона, исчезающие за горизонтом. Пустое место водителя, гранитно-неподвижный руль.

Учащенное дыхание Ичиго. Плотно сжатые, улыбающиеся губы Айзена. Непреодолимые и неприкосновенные миллиметры дистанции.

Затягивающиеся вмятины на искусственной коже с натуральной пропиткой. Автомобиль бесконтрольно несется, переворачивается, разбивается сотни тысяч раз. Металл крошится и скрежещет, точки уязвимости соединяются в созвездия, в сплошную вязь наложенных линий.

Ладонь Айзена, сжимающая член Ичиго. Лицо Ичиго, опрокинутое и поплывшее, тянущееся к четкому, меловому профилю Айзена. Пальцы Ичиго, грубо комкающие черную и белую ткань, вздрагивающие и напряженные.

Это обрывается неожиданно, как обрывается дорога…

Иди к черту.
Ты знаешь меня лучше.
Если я пытаюсь делать что-нибудь намеренно или под давлением,
то становлюсь злобным и начинаю бастовать.
Всю мою жизнь я плыл по течению.

…и тогда на Ичиго обрушивается дом.
Он задыхается, он больше не может дышать этим слишком плотным, слишком душным воздухом. Лестница, прихожая, кухня, ветер раздувает занавески, на плите закипает чайник.
Все это наваливается на него, как прошлогодний камнепад.
Ичиго как рыба, выброшенная на берег.
Он тяжело дышит, он пытается выровнять дыхание, он оглядывается по сторонам.
- Меч, - бормочет Ичиго. – Где этот меч, где этот чертов меч, наверное, мудак очкастый его спер. Да, точно, я уверен…
Он совсем один.
Где-то хлопает дверь, но шагов не слышно.
Ичиго подходит к окну: по пустой, залитой солнцем дороге идет человек с тростью. На плече у него сидит черный кот, человек машет руками и что-то говорит, как будто пытается убедить хвостатую тварь.
Ичиго думает – нет, это не чайник кипит, похоже, что это его голова.
Ичиго думает – возможно, цепи существуют на самом деле.
Возможно, он их просто не видит.
- Оружие, - говорит кто-то за спиной, разочарованно и будто бы извиняясь. – Ты просто оружие. Вроде Вандервайсса.
- Это что, это марка шампуня? – Ичиго разворачивается, меч уютно, привычно скользит в его руку.
Он задет, но старается этого не показывать. – Это какой-то новый вид чипсов?
И ему больше не нужен меч – он разжимает пальцы и снова сжимает их в кулак, закручивая удар инерцией тела.
Айзен пятится назад, улыбается, поднимает руки в демонстративном жесте защиты.
Потом Ичиго летит вниз, отталкивается от пола ступнями, а Айзен поправляет очки и вот он уже опять за спиной.
Слишком быстро, неестественно быстро.
Возможно, всего этого нет.
Дверь распахивается.
- Сына! – восклицает Ишшин, в яркой рубашке-гавайке и старых спортивных штанах.
- Папа… - бормочет Ичиго, теперь он всей душой верит в то, что этого нет.
Ишшин, небритый, грузный, нелепый, кидается к Ичиго, и тот привычно уворачивается.
- Я опаздываю. У меня какие-то дела. Где-то кто-то меня срочно ждет, - говорит он, пробираясь к двери. Но Ишшин уже тут как тут, он хватает Ичиго за отвороты школьной форменной рубашки и взвывает:
- Сына! Зачем ты дерешься с этим почтенным господином?
Ичиго скашивает глаза вбок, потом резко переводит взгляд вперед.
- Чего? – непонимающе спрашивает он.
- Говорю, зачем ты дерешься с этим почтенным господином! – гаркает Ишшин, встряхивая Ичиго. – У тебя же для этого есть папа!
- Замечательно, я просто счастлив, я пойду, а вы тут…
И тогда Ишшин бьет его кулаком под дых – так, что Ичиго вылетает в окно.
Стекла лопаются, звенят осколки, Ичиго все летит и летит, в какой-то момент он раскидывает руки, и закрывает глаза и продолжает лететь – бессмысленный, бездумный дрейф в воздушных потоках.
Ичиго легче воздуха, ему больше не нужно дышать.
Мимо него проплывают птицы, большие, черные и черно-белые, неуклюжие.
Потом он открывает глаза.

Потом он открывает глаза и видит, что какие-то шинигами окружили странную белую тварь.
Их трое, одна из них женщина, один из них в обрывках капитанского хаори.
Третий из них Урахара – не нужен оптический прицел, чтобы опознать его по полосатой панаме.
Их окружают небо и облака, рейреку закручивается вихрем, а белая тварь так неповоротлива, как будто совсем не чувствует угрозы.
Ичиго переворачивается ногами к земле.
Трет глаза.

Картинка сбоит и искривляется, как если бы это была галлюцинация.
Полупрозрачные цепи протягиваются от земли до неба, фигурки, мельтешащие между ними, становятся маленькими и суетливыми.
Цепи вздрагивают и приходят в движение.
Новый мир под ногами, пустой и чистый, как зрачок младенца.
Ичиго пытается пошевелиться.
Пытается представить, как цепи лопаются и исчезают в ослепительной вспышке.

Кода:

Если бы знать, да наверняка, что все уцелели.

Если бы знать, что в последний момент ты появился, махнул такой мечом – и тут же все стало заебись.

Если бы взять и выкинуть отсюда семью, друзей, ту смешную девочку, этих придурков, мальчишку-попугая, всю школу, всю Каракуру, да и весь Сейрейтей до кучи, и еще, и еще…

Не трогай эти цепи.

Они врастают прямо в сердце.

Новый мир под ногами, пустой и чистый.

На свете нет ничего более бессмысленного и прекрасного.

Здесь нужно поставить точку, но кто в здравом уме поставит здесь точку?

Ичиго лежит на земле и смотрит на закрывающуюся Гарганту.
Он все еще умирает, но уже чувствует, как стягиваются и зудят края раны.
Ичиго лежит и смотрит.
Лежит и смотрит.
С неба сыпется пепел и соль.
С неба сыпется пыль и труха.
С неба сыпется перец и снег.
Невидимые линии, складывающиеся в забытые криптограммы.

На свете нет ничего более бессмысленного и прекрасного.

КОНЕЦ.

Ишшин оборачивается, но камень, на котором секунду назад сидел Ичиго, пуст.

@темы: bleach

---

два

Айзен/Хирако. Hairplay, секс под джаз. Не!Маятник, AU, где Айзен и Урахара меняются местами, т.е. Айзен владелец магазина и в изгнании на грунте. ссылка

Ичиго снилось болото, серое и вонючее. Болото простиралось вокруг, хлюпало и вздыхало, а над ним, застилая небо, висел туман. Ичиго стоял на крошечном островке и думал, какого черта он здесь.
Вдалеке раздавались тяжелые шлепающие удары.
Шумное, с присвистом дыхание.
Тварь приближалась, и Ичиго до боли прищурил глаза, пытаясь разглядеть ее в мутной серой жиже.
Безуспешно.
Что-то ударило его в лоб, высекая искры из глаз.
Он дернулся от боли и машинально поймал предмет – это был камень, обычный камень.
Следующий удар пришелся в висок.
- Твою мать! – взвыл Ичиго и проснулся.

Окно было раскрыто, медленно шевелились занавески. Тени ползали по стенам и потолку. За окном, в черном ночном небе, висел какой-то смутно знакомый парень.
Он подкидывал и ловил камень и доброжелательно скалился.
Ичиго протер глаза кулаком.
Нифига не помогло, ночной летун даже призраком не был, а был вроде как новеньким из его класса, как-там-его-Шинджи.
- Куросаки Ичиго! – заорал как-там-его-Шинджи и, прицелившись, пульнул в него камнем.
Ичиго уклонился, и камень, пролетев мимо него, разбил настольную лампу.
- Ну вот, доучился, - шепотом сообщил однокласснику Ичиго. – Интенсивная умственная нагрузка оказала разрушительное воздействие на мозг неуравновешенного подростка. Черт, я даже говорю как дебил.
Летун непонимающе на него посмотрел и полез в карман за очередным камнем.
- Но почему мне не приснилась Аюми Оотани из параллельного класса?! – горестно воскликнул Ичиго и рухнул обратно на подушку.
- Ну и хрен с тобой, - сквозь сон услышал он.
Потом комнату тряхнуло.
Что-то врезалось в стену, с полок посыпались мелкие предметы, задребезжали стекла в оконных рамах.
Перед глазами мелькнула огромная белая маска, а потом все закрутилось и завертелось и ослепительно сверкнуло и потухло.
Ичиго помотал головой, попытался подняться, но не смог даже пошевелиться.
Огромные серые пятна плавали, мешая понять, что происходит, и кто-то бубнил над ухом:
- Да что же это за день такой, что это за блядский беспонтовый день, сегодня мне вообще не стоило выходить на улицу… Эй! Куросаки Ичиго! Ты живой?
Ичиго утвердительно замычал и посмотрел вниз.
Ему не было больно – он просто ничего не чувствовал. Возможно, эти обломки ребер в отвратительном красном месиве были вообще не его.
Он посмотрел вверх – как-там-его-Шинджи стоял перед ним и сжимал в руке меч.
Черные пятна на белой рубашке с гербом школы.
Спокойные прозрачные глаза.
- Хочешь жить? – спросил он.
Ичиго хотел.
- Тогда тебе придется ненадолго умереть. Ты понимаешь? Ненадолго.
Ичиго слабо помотал головой.
Он ничего не понимал, оцепенение и слабость убаюкивали его.
В доме напротив – в его доме – зажглись огни.
Ишшин, наверное, будет орать. Может, даже драться. И громогласно вспоминать маму, подумал Ичиго.
Шинджи проследил за его взглядом.
- Папа не придет. Сосредоточься. Смотри на меня. Сейчас я воткну в тебя эту штуку, и ты умрешь. А потом будешь жить.
Ичиго почувствовал, что его глаза закрываются сами собой, а сознание уплывает.
Неожиданно в нем словно прорвало трубу.
Пар и кипяток прокладывали в нем обжигающие русла, небо крутилось как колесо велосипеда, и кто-то говорил с ним, так громко, что слова сливались в гул камнепада.
Чужое присутствие, черное, как расплавленный асфальт.
Голод.

Ичиго вскочил на ноги – он не рассчитал силы и подпрыгнул на метр вверх.
- Сука, - хрипло прошептал кто-то рядом. – Какая же сука... Нужно было тебя подыхать бросить...
- Вау, - ответил Ичиго. – Какой у меня крутой меч. Сука, говоришь?
Странный одноклассник подпирал стену и выглядел таким же белым, как и его рубашка.
Чужое присутствие смрадно дышало за спиной, стучалось в Ичиго, настойчиво, как в двери дома.

- Ичиго! Сынуля! – заорал кто-то.
- А ты говорил, папа не придет… - пробормотал Ичиго, глядя на массивную темную фигуру, резво бегущую через дорогу. – Сматываемся отсюда, сматываемся срочно.
Шинджи отлепился от стены и качнулся вперед, хватая Ичиго за черное хаори.
- Барахло свое не забудь, - зло прошипел он. – И погнали. Пускай с тобой Соуске разбирается.
- Барахло? – переспросил Ичиго.
Шинджи молча ткнул пальцем вниз.
- Ой. Бля, - удивленно сказал Ичиго, глядя на свой изуродованный труп, плавающий в луже крови.
«Это ты», - сказал кто-то рядом и ворвался внутрь, растекаясь по стенкам черепа, заливая черным глаза.

- …открывай, Соуске, твою мать! Это мы, хоккейные вратари, пришли дать тебе автограф! – надрывались прямо в ухо.
Ичиго открыл глаза.
Он почти висел, навалившись на какое-то чудовище в бесформенной белой маске, из-под которой словно лились длинные светлые волосы. Чудовище заботливо обнимало его за талию и орало:
- Я притащил нам на завтрак своего одноклассника! Чудесный паренек, только крашеный и в маске Пустого!
- Я не крашеный… - вяло промямлил Ичиго и потрогал свою щеку.
Щека была жесткой и гладкой, как будто кости черепа проступили наружу.
Ворота открылись, и чудовище потащило его вперед, громко возмущаясь:
- Гигай под каким-то кустом оставил! А этот… этот упыреныш! Он из меня чуть все не вытянул, пришлось приложить его ногой по роже.
- Хотите, я схожу и принесу ваш гигай, Хирако-сан? – спросил кто-то, и чудовище тут же ответило:
- Без тебя обойдусь, Соуске. Мало ли что ты с ним по дороге сделаешь.
- Как он?
- Да вроде живой пока.
Ичиго чувствовал, как его ноги волочатся по земле, и носки кроссовок цепляются за камни.
- Вас не затруднит подменить меня в магазине?
- Кому нужен этот магазин?
- Что еще остается изгнаннику, несправедливо обвиненному, лишенному духовных сил и прозябающему в этом жестоком мире.
- Смешно.
- Думаете?
- Да, кстати. Почему ты нас спас? Для чего ты нас спас?
- Мой ответ все тот же - это два разных ответа…
Голоса сливались в один, растворялись в шуме ветра.
Ичиго бродил по скользким зеркальным поверхностям, разделенным металлическими перемычками. Внизу было небо, как натянутая синяя простыня. Неторопливо и равнодушно плыли облака.
Ичиго что-то искал.
Что-то, кого-то, непонятно зачем.
Отсутствие цели зрело в нем как опухоль, причиняя боль и беспокойство.
У него был меч.

- …у него был меч. Такой огромный длинный дурацкий меч.
Звуки раздавались гулко и неразборчиво, как будто он был на дне колодца.
С грохотом упала лестница.
- Я надеюсь, оно тебя съест, убьет, а потом трахнет.
Кто-то спускался вниз.
- Этот мальчишка что, так важен?
Человек склонился над Ичиго.
У него было доброе, располагающее к себе лицо, глаза прятались за очками с толстыми стеклами.
Он был похож на школьного учителя. Школьного учителя из какого-нибудь комикса.
Он улыбнулся, терпеливо, как маленькому ребенку.
- Как вы себя чувствуете, Куросаки-сан?
- Ты еще кто, - прохрипел Ичиго.
Его мутило и болтало, как будто, пока он был в отключке, кто-то влил в него целую канистру спирта.
Это неприятное ощущение исчезало, но слишком медленно.
- Айзен Соуске, - ответил человек. – Хозяин этого магазина. Хирако-сан принес вас сюда, с вами случилась кое-что странное, но теперь уже все в порядке.
- С самого начала, - с трудом выговорил Ичиго.
- Позже, - сказал человек. – Постарайтесь выжить, Куросаки-сан.
Ичиго поднялся на ноги – он даже и не думал, что это будет так легко. Он как будто переродился. Глухо звякнула цепь, он потянулся, ощущая каждую косточку. Требовательно заныли мышцы. Голод и морозная пустота в голове. Желания сталкиваются с треском, хрупкие и острые, как кристаллы льда.
Есть или бежать?
Бежать или есть?
Одним огромным прыжком Ичиго вылетел из ямы – под черное небо, под белую огромную луну.
Его ноги тут же увязли в белом песке, вдалеке виднелись башни, строгие и торжественные.
- Это плохое начало, - сказали за спиной. – Инстинкты Пустого, инстинкты зверя. Голодного и трусливого зверя.
- Я не зверь, - прорычал кто-то изнутри Ичиго.
Ровная поверхность дрогнула, из-под песка начали прорастать мечи, тысячи мечей.
Все они были одинаковыми, - как будто отражениями одного и того же меча.
- Вас нельзя выпускать к людям, Куросаки-сан.
Человек по имени Айзен Соуске вышел из-за спины Ичиго и остановился перед ним – домашний, безобидный, в очках и темной свободной одежде.
- Вы должны их защищать. А сейчас их, пожалуй, нужно защищать от вас. Вы чудовище, Куросаки-сан.
Ичиго бросился на него, пролетел мимо, его ноги заскользили по песку.

Ради чего ты дерешься?
Что находится за твоей спиной?
Что дает тебе силы побеждать снова и снова?

Потолок прокрутился еще несколько раз и замер.
Ичиго лежал в пустой комнате на футоне, рядом стояли его кроссовки и непонятно откуда появившийся рюкзак. Стопка сменной одежды.
Вдалеке слышалась музыка и приглушенные голоса.
Ичиго встал, взял вещи и пошел на звук.
Когда он оказался в коридоре, что-то резануло его ладонь.
Не останавливаясь, он перехватил вещи другой рукой – и тут впервые заметил перчатку. Черную, кожаную, без пальцев. Теплую снаружи и колючую изнутри.
Ичиго попробовал ее снять, но перчатка прилипла, как будто ее надели на кровоточащую и уже подсохшую рану.
Музыка стала громче.
Какая-то очень старая, незнакомая музыка. Что-то ресторанное, предположил Ичиго.

- Секс. Гиконган. Джаз, - сказал кто-то. – Ты так предсказуем. Ты так чертовски предсказуем.
Дверь была закрыта неплотно, и Ичиго хотел было уже незаметно уйти, но что-то дернуло его заглянуть.
Возможно, он понимал, что маски, которые так охотно ему демонстрируют жители этого дома – такая же фальшивка, как и небо в подвале под магазином.
Он просто хотел узнать правду.
А увидел это.
Долбануло куда-то в живот, вышибло весь воздух из легких.
Это было не как в порнографических журнальчиках – ничего красивого, статичного, срежиссированного.

И это была не женщина – на съехавшем в сторону, перекрученном футоне, на ворохе черной одежды, с разбросанными, разметавшимися длинными волосами, придавленный телом Айзена.
Верно, это был мужчина.
Айзен уткнулся лбом в его плечо и молчал. По его спине тек пот.
Прядь светлых волос, намотанная на его неподвижный кулак.
Тот человек, мужчина, похожий на Шинджи, но не Шинджи, пошевелился.
- Отпусти, - устало сказал он. – Ненавижу, когда волосы трогают.
- «Предсказуем». «Ненавижу», - спустя мгновение отозвался Айзен. – Когда-нибудь мне это надоест.
- Возможно.
Айзен приподнялся на локтях, без привычных очков он тоже казался кем-то совсем другим, бесконечно другим. Как будто то, чего он хотел, то, что его вело, было необозримо выше всего, что мог только предположить Ичиго.
Айзен склонился к лицу Шинджи, как будто хотел поцеловать, но в последний момент передумал.
- Вы никогда меня не понимали, Хирако-тайчо, - пробормотал он.
- Тайчо! – усмехнулся Шинджи. – Да я забыл, какого цвета капитанское хаори. Но ты говори, Соуске. Я же вижу, тебе хочется.
- Не доверяли. Вечно в чем-то подозревали. Сделали меня своим лейтенантом только лишь для того, чтобы держать на виду. Верно, Хирако-сан?
- Неверно только прошедшее время, - ответил Шинджи.
- Но ваша паранойя сослужила вам плохую службу. Пытаясь подловить меня на мелочах, вы не заметили главного. Это не Урахара превращал шинигами в Пустых. Это был я. Это все с самого начала был я.
Он замолчал.
- Похоже, что ты заврался, - задумчиво ответил Шинджи.
Он отвернулся от Айзена, томительно-медленно и как-то беспомощно, закрыл глаза, как будто принимая какое-то решение, и уже зная, что оно будет неверным. А потом одним неуловимым движением перекатился, подмял его под себя.
Взметнулись и тут же упали длинные волосы, скрывая лица обоих.
- Урахара. С помощью Хогеку. Превращал. Шинигами. В Пустых, - Шинджи говорил отрывисто и резко, будто пытаясь вколотить слова в Айзена.
Руки Айзена гладили его по спине, плечам, ягодицам, заставляя вздрагивать и выгибаться, подчиняясь прикосновениям.
Ичиго хотел сделать шаг назад, но смог только привалиться к стене, его сердце билось так сильно, что казалось, ребра трещат и расходятся.
Кажется, заело пластинку – одна и та же мелодия все повторялась, обрываясь и начинаясь заново.
Неспешный, и почти неощутимый холод поднимался от пола по босым ступням.
- Да, - шепнул Айзен. – Вы правы, все так и было…


Ичиго уже шагнул на порог, но кто-то встал на его пути.
- Уже уходите, Куросаки-сан?
Ичиго дико посмотрел на Айзена, стоящего прямо перед ним. Молча ткнул пальцем в сторону комнаты.
Его трясло, какие-то обрывочные мысли пулями пролетали в его голове.
- Куросаки-сан? – позвал Айзен.
От него пахло холодом и дождем, он сложил мокрый зонт и поставил его в угол. Потом вздохнул, поправляя запотевшие очки.
- Вы ничего не знаете об этом мире, Куросаки-сан, - ласково, и как будто утешая сказал он. – Но это не страшно. Идите домой, раз собрались. Только возьмите зонт. И не снимайте перчатку – она вытягивает вашу духовную энергию и не дает превратиться в монстра. Это временная мера, постепенно вы научитесь использовать всю свою силу.
Ичиго поднял руку к лицу – ладонь покалывало, как будто под кожей перекатывались сухие хлебные крошки.
Сжал пальцы в кулак, а потом разжал их и осторожно дотронулся до груди Айзена.
Теплая влажная от дождя ткань.
Невидимые и неощутимые сплетения прочных нитей.
Айзен молчал, не шевелясь и не мешая Ичиго, а потом неожиданно погладил его по голове.
- Теперь вы можете все изменить. Защитить свою семью, спасти тех, кого еще можно спасти. Разве это того не стоило?
- Я пойду, - тихо, как будто опасаясь кого-то спугнуть, прошептал Ичиго. – Пойду.
Айзен отступил, и Ичиго прошел мимо него, медленно, а потом все быстрее и быстрее. Оказавшись за воротами, он почти бежал. Сила кипела в нем, дурная, темная, ритмично бьющаяся в голове. Он не хотел разбираться в себе, не хотел ни понимать, ни останавливаться.
На бегу он закинул в рот таблетку-гиконган, не останавливаясь, вылетел из тела и прыгнул на крышу.
Чужой знакомый голод, чужая знакомая ярость притягивали его магнитом – Пустой был совсем рядом.
Хруст крошащейся белой маски
Черные потеки на черном мече.
«Я защищаю свою семью, я спасаю тех, кого еще можно спасти», - напомнил себе Ичиго.
Ему хотелось действия.
Ему хотелось чужой смерти.
Ему хотелось освобождения, холодного и чистого, как свет на дне зрачка.


- Какая честь для этой скромной лавки, какая честь! – соловьем разливался Айзен. – Не откажите в любезности, высокочтимый господин капитан, разделите с нами церемонию чаепития – скромную, но зато от всей души!
Человек молчал, слушал и все смотрел на Айзена – неотрывно, внимательно, тяжело.
И крутил в руке трость.
Ичиго, до этого наводивший порядок в подсобке, подошел к двери. Он не видел лица Айзена – тот стоял к нему спиной, но по тому, как уверенно и плавно его руки легли на столешницу стойки, было понятно, что происходящее его более чем не удивляет и еще более устраивает.
- Как живется Внизу, лейтенант Айзен? – ах, простите! – бывший лейтенант Айзен? Вы думали над моим предложением? Возможно, в Улье вам будет спокойнее?
- Или вам будет спокойнее, драгоценный гость?
Человек неопределенно хмыкнул.
- Так что, добровольно или пересмотрим дело?
- Вы же сейчас не всерьез? – обеспокоенно понизив голос и склонив голову к собеседнику, спросил Айзен. – Пересмотр моего дела может ударить по многим уважаемым персонам в Готей-13.
- Я очень хорошо это знаю, - заговорщически прошептал человек.
И неожиданно рассмеялся, беспечно и искренне, откинув голову назад.
На шум вышел Хирако, уже привычный, с короткими волосами, в школьной форме и с наушниками, висящими на шее. Брезгливо поморщился:
- То-то я чувствую, чем-то завоняло. Привет, Урахара.
Человек обернулся всем телом, как будто Айзен не представлял уже для него никакого интереса.
- Хирако-сан! – радостно воскликнул он. – Смотрю, вы собрались в школу? Не планировали ли вы по окончанию поступить в институт?
Хирако скептически поднял бровь.
- В Институт Готей-13, что ли? В качестве чучела? Что вы забыли в Каракуре, господин директор?
- Что я забыл?..
Урахара отвернулся. Теперь он смотрел прямо в черную полосу полуоткрытой двери, прямо в лицо невидимого в темноте Ичиго – прозрачными, холодными, все понимающими глазами.
Ичиго шагнул на свет.
- Куросаки Ичиго, - сказал он. – Пятнадцать лет, школьник. И мне плевать на ваши разборки. Я просто защищаю свою семью.
- Семью! – восхитился Урахара.
- Пойдем, защитник, - сказал Хирако. – Сегодня начинаются тесты. Не стоит опаздывать.
Неуловимо быстро он шагнул к Ичиго, схватил того за руку и потащил на выход.
Его пальцы были холодными и сухими, и неожиданно Ичиго вспомнил, как он, взрослый, в ворохе смятой одежды, одуряюще медленным и каким-то беспомощным движением отворачивает голову от Айзена, целующего его шею.
Длинные светлые пряди как будто сияют на черной ткани.
Ичиго передернуло, ему казалось, что в его колени кто-то плотно набивает вату.

- Я слышал, у вас появились новые гиконганы.
- Вас дезинформировали, в нашем магазине всегда широкий выбор гиконганов. Но в этом сезоне особенным спросом пользуется новая модель с головой Пустого.
- Пожалуй, я все же хотел бы приобрести Чаппи. Знаете, такие, с зайчиком.
- Не рекомендовал бы. Скажу вам по секрету, господин капитан, это не самая удачная серия. Кому, как не их создателю, об этом знать.

@темы: bleach

---

тексты с бличекинка раз

Ренджи/Ичиго, первый раз по пьяни.
На очередной лейтенантской попойке Ичиго и Ренджи поспорили на желание или заключили какое-нибудь пари. Ичиго продул и Абарай требует свой выигрыш, а именно задницу временного шинигами, ну и остальное, что к ней прилагается немедленно. Ичиго знатно подпоили и он не сразу осознает, что проиграл собственную девственность – во время процесса паникует и пытается сопротивляться. Пока происходит "дефлорация" остальные присутствующие комментируют и дают советы. ссылка

...А пока Ассоциация Женщин-Шинигами чинно заседала в «кафе дворецких», мужики тоже, в общем-то, время зря не теряли.
Пивные банки стойкими бойцами теснились бок к боку, часть уже полегла. Подсохшие ломти пиццы выглядели так, как будто кто-то фигурно блевал на лепешки. Малютка-осьминог, прикорнувший около опрокинутой бутылки бурбона, казался печальным и чуть пожеванным. Кто-то уже закурил, кто-то кричал, чтобы музыку сделали погромче, но разбитый магнитофон отдыхал под столом в обнимку с разбитым сямисэном работы какого-то безвестного стомиллионного китайца.
- Но как?!! – рявкнул Ичиго.
Его пошатывало и мутило.
- Раком! – незамысловато пошутил Ренджи в наступившей тишине.
Ичиго погрозил ему кулаком и снова возопил:
- Как?!! КАК Я МОГ ПРОСПОРИТЬ СВОЮ ЗАДНИЦУ В СВОЙ ЖЕ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ?!!
Ассоциация Настоящих Мужчин-Шинигами безмолвствовала, ожидая то ли тортика, то ли зрелищ.
Ренджи и сам был изрядно пьян; попытавшись восстановить хронологию событий, он смог вспомнить только дьявольски хохочущего Ичиго, восклицающего: «Серо в гигае?! Да как нехуй, чувак!»
- Поспорили на желание? – неуверенно предположил Ренджи. – Заключили идиотское пари? Я пришел без подарка и решил сымпровизировать?
Из задних рядов некуртуазно загоготал Юмичика и тут же умолк, кокетливо поправив волосы.
Ичиго подозрительно зыркнул в его сторону, поднялся на ноги.
- Вам понадобятся презервативы, - сказал заботливый Кира. – Я читал, что люди озабочены проблемой предохранения. От нежелательной беременности и венерических заболеваний.
- Я тут внезапно вспомнил, - мрачно буркнул Ичиго. – У меня же сифилис и хламидии.
- А я вообще лет двести как умер, - парировал Ренджи.
- Нам понадобятся презервативы, - почти смирился Ичиго.
- Други! У кого есть презервативы?! – ухватился за шанс Ренджи.
- У Иккаку были, - ответил Кира.
- Юмичика сказал, что, мол, какой день рождения без надувных шаров, - загрустил Иккаку.
- Я же их с собой принес, - в сторону заметил Юмичика. – Вон, на тумбочке лежат.
- Тогда что вы надували? – развеселился Шухей.
- МЫ надували, - напрягся Иккаку.
Ичиго посмотрел на белесую гирлянду, украшающую потолок, и схватился за голову.
- А если я Огичи выпущу? – пробормотал он. – Это же не только моя задница. В некотором роде… В некотором, я имею в виду…
Ренджи, бесшумно подкрадывавшийся к нему со спины, чутко замер.
- Ичиго! Держи ответ за свой базар! – воззвал он к гордости шинигами. - Мужик ты или нет?
Ичиго икнул, стряхивая со своего зада бесстыжие ренджины ручонки.
- В том-то и проблема! – сообщил он. – И вообще, откуда я знаю, может ты соврал.
- Шинигами не врут! – обиделся Ренджи. – Не врут, не краснеют и всегда держат свой меч наготове!
Ичиго покосился на собственно меч, рельефно обрисовывающийся под джинсами.
- Ага, - сказал он. – Ладно. Мое слово – кремень. Раз проспорил – то проспорил. Завтра созвонимся. Оставь мне номер своего мобильника.
Ренджи навалился на него, облапил, грубый, теплый и тяжелый, задышал в ухо:
- Давай, солнце, не бойся. Ну что ты как баба, а.
- Не здесь же, – пробормотал Ичиго и опять икнул.
В общем-то, он все уже прикинул и решил, что по сравнению с… да хотя бы по сравнению с боем с Улькиоррой все это ерунда, не стоящая даже упоминания. Ну а в самом крайнем случае озабоченному бабуину Ренджи придется убегать от разъяренного Огичи. Да хотя бы даже от скучающего Огичи – все равно бабуину мало не покажется.
Он стукнул кулаком в стену и не почувствовал удара, как будто костяшки пальцев онемели.
- В этом весь прикол, - сказал Ренджи. – Да ладно, брось, тебе понравится. Наверное.
- Наверное, - вопросительно повторил Ичиго.
Его голос приглушила ткань – Ренджи как раз стаскивал с него футболку с Бобом Марли.
- Я так думаю, - сказал Ренджи. И бросил его футболку на пол.
- Ты так думаешь.
- Блин, не сбивай меня с толку.
До этого Ренджи спал только с женщинами – но сейчас, по пьяни, ему захотелось не мужчину или женщину – ему захотелось выебать именно Ичиго.
Ему захотелось выебать чистую силу, беспредельную и темную, как падение в пустоту, спрессованную в сильное гибкое тело и рыжие волосы.
Иногда он смотрит на своего капитана и так же падает в пустоту, но теперь останавливается.
Образ Ичиго как будто двоится в его глазах: это чистая сила, победитель всего, и это паникующий, сдерживающий свою панику мальчишка, которого так легко взять на слабо.
Ренджи не уверен, что не будет сожалеть потом – злость вместо доверия, отвращение вместо дружбы, - но сейчас он отбрасывает все сомнения.
Сила закручивает вихри в испуганных, вздрагивающих зрачках Ичиго.
Ичиго никогда ни с кем не трахался.
Просто так получилось.
Неожиданно сквозь плотный кокон опьянения к нему пробилась паника.
Он сказал себе: «Прекрати!», но это не помогло.
Он сказал себе: «Держи себя в руках, ты защитишь их всех», но эта фишка тут не работала.
Его соски, его живот, его член – то, с чем прекрасно справлялась его Подружка Правая Рука, все это под чужими бесцеремонными пальцами как будто внезапно потеряло чувствительность.
- Эй, эй, эй… - пробормотал Ренджи ему в шею. – Чего ты.
- Меня сейчас стошнит, - сказал Ичиго.
- От тебя, Ренджи, - прокомментировал кто-то.
- Или на тебя.
- Успеешь отпрыгнуть вовремя?
- Идите нахуй, - буркнул Ренджи. – А ты если меня заблюешь, я тебя точно выебу. Лопатой.
- Сука, я сам тебя лопатой выебу, - ответил Ичиго.
Комната все еще крутилась перед глазами, но теперь, когда Ренджи его не трогал, тошнота постепенно проходила.
- Смотри, - зачем-то похвастался Ренджи. - У меня большой. Круто, да?
- Может, просто хуями померяемся? – спросил Ичиго. – А, хрен с тобой.
Он стряхнул с себя джинсы и перешагнул через них.
- Хрен с тобой, ладно, - сказал Ичиго. – Трахни меня.
Он был весь голый и какой-то смирившийся, он уже не боялся, но как будто не понимал, зачем все это нужно и что от него хотят.
- Пойдем на кухню, - сказал Ренджи.
Ичиго пошатнулся.
- Ага, - ответил он. – Как раз сортир по дороге.
Он пошел вперед, врезался в дверной косяк лбом, взъерошил волосы, обернулся.
- Охренеть день рождения, да? – невнятно пробормотал он. – Просто пиздец.
Ренджи захотелось завалить его прямо в коридоре.
Тем не менее, он ждал.
Стоял под дверью в туалет и ждал.
Слушал и представлял, как Ичиго блюет, согнувшись над унитазом, и если сейчас распахнуть дверь и засадить ему, содрогающемуся в спазмах.
Наверное, это будет горячо.
Так горячо.
Так опасно.
Так смертельно опасно.
Так, мать его, смертельно опасно.
Открылась дверь, и Ичиго вывалился прямо на него, цепляясь за его плечи.
- Полтюбика зубной пасты сожрал, - сообщил он. – Что там дальше. Поцелуй меня, а?
Ренджи – руки придерживают за бедра, член упирается в живот – прижал его к себе и тихо застонал.
- Я тебя прямо здесь трахну… - он отстранился. – Черт, у тебя стоит, охренеть.
- Давай, поцелуй меня, - сказал Ичиго.
Ему просто хотелось, чтобы это безмозглое крутящееся состояние продолжалось. Тепло чужого тела, его касания, его трение, неожиданно возникшая невесомость и пульсация, все это будто оторвало Ичиго от земли. Он ловил губами язык Ренджи, прикусывал его и тут же выталкивал изо рта, и опять втягивал внутрь, казалось, это не надоест ему никогда. Что-то хлопнуло – открылась дверь, Ичиго рефлекторно дернулся от холодного прикосновения пластика.
- Утром точно выбью из тебя все дерьмо, - сказал он.
- Это мы еще посмотрим, - ответил Ренджи.
Он слишком увлекся, но теперь, глядя на лежащего на кухонном столе Ичиго, он видел не-женское тело и действовал так, как если бы оно было женским. Пощекотал языком соски, затвердевшие и плоские, неторопливо и извилисто спустился вниз, почти задевая щекой дергающуюся головку члена и возвращаясь к животу и груди; наконец, сжал ее губами.
Ичиго толкнулся вглубь, что-то простонал.
Ренджи отстранился, теперь он смотрел на Ичиго не как на партнера, не как на бездумную плоть, - скорее, как на поле боя, жаркое и изменчивое.
Пальцы, вцепившиеся в края стола; пульсирующие, перетекающие мышцы; вздрагивающий, налитый кровью член; тонкая ниточка слюны, словно притягивающая его к животу.
Ренджи широко раздвинул его колени и, щекотно пройдя по яйцам, погрузил язык в глубину ануса.
Ичиго дернулся, свел колени.
- Твою мать, это же ЖОПА! – прохрипел он.
- А это гигай, - ответил Ренджи. – Такая штука типа гондона.
Горячие, упругие мышцы расходились – он трахал Ичиго языком так глубоко, как мог, одной рукой надрачивая его член, а другой придавливая живот – демонстрация не-удержания при не-сопротивлении.
Ичиго вскрикивал, то и дело мотая головой, мышцы его живота ходили ходуном.
Ренджи оторвался от него – так неохотно, как если бы он оставлял противника недобитым. Спросил, хрипло и сам не узнавая свой голос:
- Ты хочешь еще?
Ичиго молча, с закрытыми глазами, закивал, он корчился на белом пластике стола, но все еще не разжимал пальцы, вцепившиеся в столешницу.
И теперь уже Ренджи не смог бы остановиться. Он ворвался внутрь, толкая вперед и без того широко раздвинутые колени Ичиго, не обращая внимания на его недовольные, скулящие стоны, не обращая внимания ни на что, плотно притягивая его к себе за бедра. Он как будто провалился, будто падал в пустоту, все ускоряясь и ускоряясь…
Что-то твердое и холодное уперлось в его поясницу.
«Бьякуя», - в оцепенении подумал Ренджи, но, глядя на вытаращенные и застывшие глаза Ичиго, подумал еще раз: «Кажется, лучше бы это был Бьякуя…»
- Охренеть день рождения, - бесцветно сказал Ичиго. – Пиздец, у меня даже маты закончились.
Ренджи обернулся.
Очень, очень медленно, с таким трудом, как будто его шея закаменела.
Чувствуя, как его член все еще пульсирует и скользит в Ичиго.
- У меня тоже… - прохрипел Ренджи. – Блядь, тоже закончились маты все…
- А у меня – еще даже не начинались! – гаркнул Ишшин.
Ишшин был в белом халате, а в руках у него была двустволка.
Это именно она упиралась в поясницу Ренджи.
А потом соскользнула вниз, и холодный металл настойчиво ткнулся между голыми ренджиными ягодицами.
- Ты обесчестил мое дитя! – пафосно провозгласил Ишшин.
- А можно я просто умру… - чуть слышно пробормотал Ичиго. Он покраснел так, как краснеют только рыжие, – до пунцово-алого, и, не привлекая к себе внимания, попытался незаметно стечь со стола.
Ренджи почувствовал, как его член выпадает из Ичиго, да и вообще в глубокий обморок.
- Ты лишил его невинности! – напирал Ишшин своей двустволкой. – Говоря по-нашему, по-медицински – дефлорировал!!!
- Ы? – спросил Ренджи, всей своей изумленной мимикой подразумевая «а где криминал-то, папаша?».
- Дефлорировал?!! – взвыл Ичиго почти что из-под стола.
- Достаточно посмотреть на орудие преступления подсудимого… - строго сказал Ишшин и ткнул своей двуствольной указкой в сжавшийся в панике член Ренджи, с которого предательски свисал помятый белесый лоскут латекса.
- Но это же… - начал было Ренджи.
- Стреляет реяцу, - флегматично сообщил Ишшин. – Ружье, в смысле. Разработка одного старого друга.
- И что теперь? – уныло спросил Ренджи.
- Как что? – удивился Ишшин. – Законный брак, конечно же!
- Сука! – взвыл Ичиго откуда-то из-под двери. – Урахара, ну какая же ты сука! Отпусти немедленно!
- Да, именно этого старого друга, - сообщил Ишшин погрустневшему Ренджи…

…Ренджи был задумчив и потерян. Он то и дело смотрел на дверь, почти машинально повторяя слова за сонным священником. Алкоголь наконец-то начал отпускать, и теперь он вспомнил, на что они с Ичиго спорили.
Кто громче перднет, ну надо же, какая ирония…
Это было так ничтожно и невинно, что Ренджи захотелось плакать.
Он бы и заплакал, но взгляд Бьякуи, гордящийся и какой-то удивленный – что-то типа «ну нихуя себе, бывает же такое» - заставил Ренджи собраться.
Ну, если быть совсем уж честным, то свист и радостное улюлюканье Ассоциации Настоящих Мужчин-Шинигами тоже немного повлияли.
Кто-то бесцеремонно облапил его за шею.
Ренджи обернулся – и наткнулся на взгляд Огичи.
Огичи дружелюбно оскалился:

«Повеселимся, детка».

@темы: bleach

---

этот бессмысленный пост полон бескрайней фаннючьей любви к Дэвиду Боуи вообще и раннему Дэвиду Боуи конкретно.
а еще я не хочу в архив, это да

@музыка: соответственно))

@настроение: пытаюсь работать

@темы: нонфикшен

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: 4. Вандализм (радио)
Фандом: Saiyuki Gaiden
Герои: Конзен, Канзеон,Тенпо
Тема: 2-4, Вандализм
Объём: (в словах или знаках) 496 слов
Тип: (джен)
Рейтинг: G
Саммари: Старик, ты вандал. Ты тупое оружие абсолютного разрушения.

>>>>

Это была черная пластиковая коробка с плоской ручкой и металлическим прутом, гордо, но криво торчащим вверх. На передней панели был выгравирован золотой лотос.
Бойся Милосердие и Сострадание, приносящее дары, подумал Конзен, но вслух ничего не сказал.
Канзеон Босацу поставила таинственный предмет на конзеновский стол, что-то сделала, и предмет хрипато запел.
Конзен вздрогнул от неожиданности.
- Это еще что, - раздраженно спросил он, ему было неприятно, что старая кошелка заметила его замешательство.
Канзеон Босацу-сама, Милосердие и Сострадание, родная тетка и непосредственное начальство Конзена, довольно хохотнула.
- Будем тебе эрудицию прокачивать, Конзенчик, - сказала она и повела точеными, едва прикрытыми прозрачным шелком плечами.
Ее золотые серьги звякнули глухо и насмешливо.
- Не надо, - слабо сказал Конзен.
- Надо, Конзен, надо, - решительно ответила Канзеон. – Скажи «нет» информационному голоданию.
Она довольно усмехнулась, глядя на застывшее, бледное от сдерживаемой злости лицо Конзена.
- Нет, - улыбнулся в ответ Конзен и, схватив воющую коробку, швырнул ее за плечо.
С жалобным звоном и грохотом предмет ударился об стену и упал на пол.
Канзеон зло сузила глаза, разглядывая обломки черного корпуса и металлические детали.
- Это, к примеру, называется «вандализм» и «порча чужого имущества». А предмет назывался «радио». Ничего, у меня есть еще одна штука.
- В момент дарения предмет переходит в собственность получателя, - пожал плечами Конзен. – Надоела. У тебя что-то еще или до свидания?

Дверь в конзеновский кабинет открылась, на пороге стоял маршал Тенпо.
- Канзеон Босацу-сама, - поклонился он. – Привет, Конзен. Я слышал, у тебя радио появилось.
- Тенпо, - улыбнулась Канзеон. – Ты прямо при параде. Ни тапок, ни халата. Даже причесался.
- Сегодня замечательный день, - радовался Тенпо. – Работающее радио. Это же живая история Нижнего Мира, удивительная вещь. Я, признаться, Снизу как-то раз телевизор притащил, но он отказался у нас работать.
- Какое мудрое решение, - бросил в сторону Конзен.
- Тенпо, в розетку включать не пробовал? – насмешливо подняла бровь Канзеон.
- Конечно, пробовал. Что ж я, совсем Конзен? – обиделся Тенпо. – И где оно? Его уже включали?
- Да вон, на полу лежит, - Конзен мотнул головой назад.
- Екай подери, - медленно сказал Тенпо, глядя на обломки и детали. – Почему я не пришел раньше. Старик, ты вандал. Ты тупое оружие абсолютного разрушения.
- Да ладно тебе. Было бы из-за чего огорчаться, - отмахнулся Конзен.
- У меня слов нет, - не внял утешению Тенпо.
- Ты же знаешь, ему скучно. И сам он скучный и одинокий. Скоро совсем в отшельника превратится. Вот я и подумала, может, его хотя бы радио заинтересует. Там же не только музыка. Там и новости, и спектакли, и конкурсы всякие, - подлила масло в огонь Канзеон.
- Мне только конкурсов не хватало для полного счастья, - сказал Конзен.
- У меня еще одно есть.
- У меня есть идея получше, - Тенпо взъерошил волосы и закурил.
- Какая? – полюбопытствовала Канзеон.
- Подарите ему домашнее животное. Буйное, шустрое и любознательное, - мстительно сказал Тенпо.
- Хорошая идея, - обрадовалась Канзеон.
- Я тебя ненавижу, - пробормотал Конзен. – Скотина.
- Меня?
- И тебя тоже.

@темы: saiyuki

---

Название: 3. Самопожертвование (вандализм)
Фандом: Saiyuki Gaiden
Герои: Тенпо, Годжун
Тема: 5-2, Самопожертвование
Объём: (в словах или знаках) 547 слов
Тип: (джен)
Рейтинг: G
Саммари: Маршал, если Вы не в состоянии смириться с необходимостью, считайте это своей жертвой во имя благополучия и процветания Западной Армии.

>>>>

А вот что главнокомандующий Годжун думает о самопожертвовании:
- Маршал, если Вы не в состоянии смириться с необходимостью, считайте это своей жертвой во имя благополучия и процветания Западной Армии.
- Вот не надо только нагнетать, - недовольно пробормотал Тенпо.
Узкие губы главнокомандующего дрогнули, обозначая улыбку.
- Хотите, я Вам медаль дам? «За самопожертвование».
- Я думал, ее только посмертно… - Тенпо подозрительно покосился на главнокомандующего.
- Правда?

…Кто-то, очень хорошо знающий жизнь, в свое время сказал: «Скорее Бог Войны ослушается приказа, чем дракон признает свою неправоту».
Годжун не просто дракон, он дракон в энной степени.
Он Король Западного Моря.
Он очень сдержанный, он привык скрывать своё презрение к низшей расе, он ведёт себя так, что невольно забываешь, что он – дракон.
Об этом не стоит забывать.
Об этом не стоит забывать, даже когда он негромко смеется над твоими анекдотами.
Даже когда он удивленно смотрит на тебя, наливая травяной чай в полупрозрачные фарфоровые пиалы.
Даже когда он потакает твоим сумасшедшим идеям.
Об этом не стоит забывать.
Кем бы он ни казался, как бы он себя не вёл.
Иначе в один прекрасный момент ты поймёшь…

Тенпо взял пиалу в руки, отпил чай.
По большому счету, он не знал ничего, кроме побед и стратегий, ведущих к победам, это делало его неуживчивым и эгоистичным.
Он не хотел ни уступок, ни самопожертвования, он был уверен в том, что Годжун и на этот раз махнет рукой и скажет «делай, как знаешь».
Годжун смотрел на него, спокойно и устало, как кто-то, кто приручил безумного хищника Снизу, но это не вызывает в нём ни радости, ни сожаления.
Годжун сказал –
- Вы просматривали личные дела, которые я вчера Вам передал? Первому Отряду требуется новый командир.

Его голос, обманчивый холод его слов, за которым пряталось доверие и понимание.
За которыми пряталось равнодушие.

- Годжун-сан, - ровно ответил Тенпо. – Это всё такие мелочи, право же. По сравнению с тем, что Западной Армии требуется новый генерал.
- Вот как? – удивился Годжун. – Тебя не устраивает генерал Кенрен?
- Нет, не устраивает. И мы оба знаем, что из этого получится.
- Тогда тебе придётся сделать вид, что он тебя устраивает, Тенпо.
- Годжун-сан…
- Потому что я считаю, что Западной Армии нужен такой, как он, как бы ты к нему не относился.
- Логика драконов, - насмешливо сказал Тенпо. - Скорее Бог Войны ослушается приказа, чем дракон признает свою неправоту.

Глаза у Годжуна – алые, зрачок вытянутый.
В глазах у Годжуна – ирония и снисходительность, скрывающая бездонное море равнодушия.

Кенрен из Восточной Армии совершил множество славных деяний: тут и хулиганство, и вандализм, и регулярное нарушение дисциплины, но самым удивительным его поступком стала драка с главнокомандующим Восточной, заставшим Кенрена со своей супругой в скандальной и недвусмысленной ситуации.

- Тенпо, - мягко сказал Годжун. – Прими это как данность. Не важно, что ты думаешь по этому поводу. Он хороший генерал.
- Да, да, да, тысячу раз да, чёрт побери, - раздраженно ответил Тенпо и закурил. – Вы его дело-то читали? Это не дело, а бульварное чтиво самого низкого пошиба.
- Это не дискуссия, а приказ.
- То есть Вам всё равно, что я думаю по этому поводу, верно?
- Верно, - кивнул Годжун.
- Тогда какого… - Тенпо осекся. - Господин Главнокомандующий Западной Армии Тенкай, разрешите идти.
- Идите, маршал.

Тенпо задумчиво посмотрел в чашку, молча встал и пошел к двери.
Спиной он чувствовал внимательный взгляд Годжуна.

@темы: saiyuki

---

это я пишу сюда

Название: 1. Вторжение (смех)
Фандом: Saiyuki Gaiden
Герои: Тенпо, Конзен
Тема: 2-4, Вторжение
Объём: (в словах или знаках) 356 слов
Тип: (джен)
Рейтинг: G
Саммари: Когда мы их – это миротворческий акт, а когда они нас – это вторжение.

>>>>

- Когда мы их – это миротворческий акт, а когда они нас – это вторжение. Ну, я не знаю, как еще проще тебе объяснить. Правда, не знаю.
Ораторское искусство доблестного маршала Тенпо было однозначно и бесповоротно сокрушено ленивой нелюбознательностью глупого канцеляриста Конзена.
Конзен отложил стопку документов в сторону.
- Послушай, Тенпо, - неторопливо сказал он. – А вот то, что ты вломился в мой кабинет и вот уже полчаса несешь какую-то чушь – это вторжение?
Тенпо закурил сигарету, разглядывая белую стену, терпеливо вздохнул.
- Нет, Конзен. Это дань нашей старой дружбе, - устало ответил он.
Проблемы вторжения совсем не волновали Конзена, казалось, он живет одним днем, слепо и беспечно плывет по реке вечной жизни, не интересуясь особо ничем.
- А, понятно. То есть это все-таки не вторжение и не миротворческий акт, - сказал Конзен. – И что, кто куда вторгается?
Интерес маршала к беседе увядал и чах, подобно венку из ромашек, любовно сплетенному и забытому, придавленному тяжелыми папками, ненужно валяющемуся на конзеновском столе.
- Никто никуда уже не вторгается, - устало вздохнул Тенпо.
- Ну, тогда до встречи, - пробормотал Конзен, старательно изображающий обреченную активность человека, тонущего в пучине дедлайна. – Прости, старик, работа, сам понимаешь. Дверь отодвигается в сторону, а не на себя. Извини, не провожаю.
Тенпо даже не пошевелился.
- Какая жалость, - сказал Тенпо. – А я так рассчитывал на твою помощь. Так рассчитывал. Уже с К-сама договорился, чтобы отпустила тебя дня на два. А ты, оказывается, так загружен…
- Любая загруженность – это иллюзия, Тенпо, - снисходительно сообщил Конзен. – Сейчас, переоденусь и пойдем. Пока она не передумала.
Он скрылся за дверями комнаты, прилегающей к кабинету.
Тенпо задумчиво посмотрел в окно.
Как обычно, было лето, и в саду пели птицы.
Как обычно, трава была зеленой и шелковистой, а люди были эгоистичными и продажными.
- Ну и чем ты мне сможешь помочь! – крикнул Тенпо. – Ты простых вещей понять не можешь!
- Трава зеленая и шелковистая! – крикнул в ответ Конзен, его голос приглушала и искажала дверная створка. – А люди – эгоистичные и продажные, Тенпо! Это простые вещи!
Тенпо выбросил окурок за окно.
- Так что, Конзен, вторжение было удачным, а? – крикнул он.
- Миротворческий акт, ты хотел сказать!

Смешно, но Конзен был настолько же умен, насколько казался идиотом.

Название: 2. Смех (самопожертвование)
Фандом: Saiyuki Gaiden
Герои: Тенпо, Западная Армия
Тема: 4-5, Смех
Объём: (в словах или знаках) 285 слов
Тип: (джен)
Рейтинг: G
Саммари: На самом деле есть вещи более смешные и печальные.

>>>>

Были и другие смешные вещи.
Человек в черной форме, сгусток белого света плавит влажный воздух.
Капельки воды оседают на лице, кровь барабанит в стенки сосудов, быстрее, быстрее, еще быстрее.
Еще быстрее.
Адреналин кувалдой бьет по голове, кто-то рядом – он помнит их всех поименно, он знает их всех в лица, но в бою реальность смазывается, становится нереальной, воздушной, летящей, и ты уже не можешь сказать, бабочка ты или порхающая в воздухе мясорубка.
На самом деле он маршал Западной Армии, на самом деле ему не нужно быть здесь, на самом деле ками нельзя убивать.
На самом деле…
Формулировка такова: «На Небесах смерти нет».
На самом деле формулировка слишком расплывчата.
На самом деле все идет ко дну.
На самом деле вот она смерть.
Умирающая, раскалывающаяся вечность завораживает маршала, он цепляется за свой долг, за свои цели, он сует себе под нос свои несведенные балансы, есть еще многое, что нужно сделать.
И он уже не бабочка.
И он уже не мясорубка.
Черная кровь тварей стекает по его неподвижному мечу.
Он останавливается, он смотрит: движение перед ним так стремительно, что видны только черные штрихи в воздухе.
Взлетает кровь, красная, настоящая.
Вечность издыхает и все никак не сдохнет.
Маршал смеется, рвет из-за пояса пистолет и стреляет, пока щелчки не становятся сухими и бесполезными.
Его зовут; он прыгает вперед, под ногами пружинит, это человеческая рука в черном рукаве, его зовут, кричат.
Взлетает кровь, черная, раскаленная, убить, всех убить, пусть не останется ничего живого, смысл войны – это бессмысленная смерть, смысл войны – это дрожь и тугое сопротивление живой плоти, которую рассекает меч.
Маршал приходит в себя от звука собственного смеха.
Он оглядывается по сторонам, его взгляд останавливается на трупе в черной форме.

На самом деле есть вещи более смешные и печальные, чем глупое самопожертвование.

@темы: saiyuki

---

Шесть прогулок Докуро Курому

Персонажи: Курому, Тсунаёши, Мукуро, весь остальной зоопарк.
Бета:  Айа
Рейтинг: Жэ
Жанр: психологическая драма, я полагаю
Дисклеймер: кстати, чье это?
Предупреждение: АУ относительно арки будущего. в будущее вообще никто не ходил. +5 лет к настоящему времени. ах да, это мой первый блин фик по KHR.

>>>>>

- С Тсунаёши происходит что-то странное, - сказала Курому.
Кёко удивленно посмотрела на нее.
- Странное? О чем ты?
Курому поставила чашку с чаем на блюдце.
Личико Кёко, простоватое, но удивительно нежное, озарилось внутренним светом, она улыбнулась.
-Не волнуйся, Курому-чан! В твоем положении это вредно. Хочешь еще бисквит?
Курому не хотела.
- Братик говорит, Тсу-кун вернулся в Японию ненадолго, - продолжала Кёко. – Но я уверена, он переживает сильнее, чем ты, мужчины в таких вещах хуже детей! Нужно будет обязательно сказать ему, что если он опять сбежит в командировку, я на него обижусь! Неужели рождение собственного ребенка его не волнует?
Что его на самом деле волнует, подумала Курому, так это объединение семей Джиджионеро и Джессо. Сейчас ему нужно быть в Италии, а не в Японии.
- Его работа… У Тсунаёши намечается очень важная сделка, от успеха которой зависит вся его дальнейшая карьера.
Курому слушала себя со стороны: спокойный, ровный голос, обтекаемые фразы. Ей хотелось закричать – ты, дура, ты что, совсем ничего не видишь?!
В эти дни ее настроение плясало – как маленький канатоходец над пропастью, как Прорыв Точки Нуля.
- Интересно, Тсу-кун понимает, как ему с тобой повезло?
- Кёко-чан… - Курому застенчиво улыбнулась. – Знаешь, что-то аппетит разыгрался…
- Я сейчас! – Кёко быстро вышла из комнаты.

Вечерело, желтый электрический свет падал на оконные стекла, превращая их в тусклые зеркала. Курому обернулась: из призрачной комнаты, отраженной в окне, ей ласково улыбался Мукуро.
- Милая Курому, - Мукуро был сама забота. – Как ты себя чувствуешь?
- Ненужной, - ответила Курому. – Я чувствую себя ненужной.
- Ну что ты, - прищурился Мукуро. – Ты нужна мне, моя маленькая Курому.
- Мукуро-сама… - пробормотала Курому. – Я…
Она замолчала.
За дверью послышался шум шагов и знакомые голоса.
- Мукуро-сама, - сказала Курому. – В последнее время я начала задумываться, а если бы кто-то из друзей Тсунаёши попал в тюрьму Вендичи, что бы он сделал? Что бы сделал Тсуна, Мукуро-сама? А самое отвратительное – это то, что он вас ждет. Смотрит сквозь меня и ждет. Но ничего не делает, и не будет.
Мукуро молчал, слушал ее, прикрыв глаза, потом легко поднялся на ноги и сделал шаг вперед, из отражения – в комнату, залитую светом.
- Все будет хорошо, - сказал он. – Верь мне.
Правда, скрытая за обманом, обман, кажущийся правдой. Кто бы мог поверить Рокудо Мукуро? Он был силен, его иллюзии были неотличимы от реальности, и не было никого, кто бы ему не верил.
Курому послушно кивнула, призрачная рука Мукуро ласково легла на ее голову, на изящно уложенные пряди.
Дверь открылась, в комнату зашла Кёко.
- Курому-чан, - она приветливо улыбалась, держа в руках поднос с пирожными. – Я сделала еще чаю.
Сквозь ее обманчиво-ровную доброжелательную сдержанность пробивался солнечный свет, и казалось, что она вся сияет мягко и уютно.
- Не стоит заставлять Тсунаёши ждать, у него мало времени, - ответила Курому. – Он же пришел за мной, да?
- Удивительно! – воскликнула Кёко. – Вы так друг друга любите, что чувствуете даже на расстоянии!
- Любовь удивительна, - честно ответила Курому.

***
Сегодня она проснулась рано утром и долго смотрела в потолок, странно оцепеневшая, такая разбитая, как будто не спала несколько ночей подряд. Кто-то поглаживал ее иллюзорные внутренности – почки, печень, нижнюю половину желудка – жестким птичьим пером, нажимая легко, сильнее, все сильнее и сильнее, до боли.
Потом неприятное ощущение исчезло.
Рядом зашевелился Тсунаёши, и Курому притворилась спящей. Она дышала ровно и глубоко, глядя сквозь опущенные ресницы, как он садится на кровати, проводит ладонью по лицу, как будто смахивая паутину, и неслышно шепчет –
- Куро-му…
Она смотрела на его сонное, потерянное лицо, на растрепанные волосы, на ожидающую, терпеливую улыбку. Казалось, Пламя Посмертной Воли выжгло цвет из его волос и глаз, заострило черты лица, делая его строгим и красивым.
Тсунаёши не шло быть взрослым.
Никому из них не шло.
А она осталась такой же, какой была пять лет назад.
Он глядел сквозь нее, изо всех сил пытаясь увидеть что-то несуществующее, что-то, что было только ее, ничье больше.
- Куро-му-куро-му-куро…
Тсунаёши был похож на сломанный магнитофон, прокручивающий один и тот же звук бесконечное количество раз.
Он протянул руку, почти коснулся ее плеча, медленно и осторожно, как будто боялся обжечься.
Интересно, подумала Курому, кого он зовет?
- …му-куро.
Он резко оборвал себя, отдернул руку.
- Приснится же… - пробормотал Тсунаёши, встал с кровати и вышел из комнаты.

- Мукуро-сама, - тихо позвала Курому, сворачиваясь в клубок под теплым пуховым одеялом. – Мукуро-сама…
Мукуро молчал.
Возможно, сегодня у него не было настроения общаться.
Курому дождалась, пока хлопнет дверь внизу и, встав с кровати, побрела в ванную.

Она вымыла и высушила волосы, заколола их так, что концы прядей задорно торчали вверх, рассыпаясь веером, но когда она подкрашивала ресницы, что-то больно кольнуло щеку. Она оцарапалась Кольцом Тумана; это неожиданно взбесило – то, что даже бессловесная вещь не желала признавать ее своей хозяйкой.
За окном было пасмурно, туман размывал ровные линии садовых дорожек, а небо было бесцветным и тяжелым.
Курому вышла из дома, не глядя на встревоженных охранников, – один достал рацию, начал что-то в нее говорить.
Хранитель Тумана не нуждается в сопровождении и защите, но супруга Десятого Босса Вонгола – это совсем, совсем другой случай.
Кто она теперь?
В чем она нуждается?

Курому шла по улицам Намимори, яркое сине-желтое пятно, размытое по краям. Проходя мимо магазина женской одежды, она скользнула взглядом по витрине – на нее смотрела молоденькая девушка с округлившимся животом, почти не заметным под лимонным пуховиком. Правый глаз девушки был закрыт черной повязкой, из рюкзачка торчала металлическая ручка трезубца.
А еще из витрины на нее смотрел Гокудера.
Вот он отвел глаза, закурил, прикрывая от ветра огонек зажигалки.
Курому обернулась, но его уже не было.
Неожиданно ей захотелось убежать – не важно, куда.

Парк Намимори был небольшим и темным, на дорожках лежали блестящие от влаги обманчиво-яркие, но уже гниющие листья. Было безветренно, клочья тумана цеплялись за стволы деревьев.
Гокудера упорно шел за ней.
У него было почти безупречное чувство дистанции.
Вот он выбросил сигарету и тут же потянулся за новой; в своем темном плаще и строгом сером костюме он выглядел бледным и усталым.
Странно, подумала Курому, когда кто-то по имени Гокудера тайно идет следом за кем-то, по имени Курому, все думают, что он сталкер, извращенец, преследующий беременную женщину. Но если женщину зовут Савада Наги, а мужчину – Гокудера Хаято, Хранитель Урагана семьи Вонгола, то это совершенно меняет дело.
Он не крадется, а незримо оберегает супругу Десятого, и вообще – со всех сторон положительный парень.
И правая рука самого Неба, Савады Тсунаёши.
- Странно, правда? – пробормотала она. – Вы не находите, что это странно, Мукуро-сама?

Где-то в черной пустоте, в огромной колбе, под толщами несуществующей воды, Рокудо Мукуро открыл глаза.

Ближе его у Курому не было никого – с того дня, когда он заговорил с ней, умирающей в больнице. Она не была нужна никому, даже себе, а ему нужно было тело, в которое он мог бы вселиться. Он привел ее на несуществующую поляну, залитую солнцем, усыпанную полевыми цветами, над которыми летали крохотные яркие бабочки, похожие на язычки пламени. В его голосе была нежность и восхищение, и ни капли жалости. Она была ему нужна, он сам ей это сказал.
Курому в это верила.

- Ты сегодня забавная, Курому…
- И правда…
- Злая и неуравновешенная.
- Как нетипично для меня.

Она вышла на детскую площадку, села на детские качели, туман собирался вокруг нее, белый, уютный.
Гокудера ускорил шаг, следуя за фигуркой в ярком пуховике, когда он поравнялся с Курому, она тронула его за плечо.
- Гокудера-кун, - позвала она.
Он остановился как вкопанный, пальцы едва заметно дрогнули – потянулись за взрывчаткой и замерли, потом он хмыкнул, как будто удивляясь своей несообразительности.
- Савада-сан, - Гокудера почтительно склонил голову.
- Курому, - она умоляюще сложила руки на груди, - Курому Докуро, пожалуйста.
Гокудера слабо улыбнулся.
- Как прикажете, Савада-сан.
Он засунул руки в карманы плаща.
- Что, на твой взгляд, ты делаешь, Курому-чан? Работаешь мишенью? – нахмурился Гокудера. - Пойдем домой.
- Я гуляю, - сказала Курому. – Заметь, если бы я тебя не окликнула, ты бы продолжал бежать за туманом.
Она оттолкнулась ногами от земли, качели скрипнули, раскачиваясь.
- Как ребенок, - вздохнул Гокудера.
Он прислонился к металлическому столбу, поддерживающему качели, закрыл глаза, спокойный, бесконечно снисходительный.
Курому почувствовала, как ее заполняет ненависть, огромная, клокочущая, раздирающая туман в клочья.
Поднялся ветер, он трепал светлые волосы Гокудеры, швырял вонючий табачный дым в лицо Курому.
- Пойдем домой, - повторил Гокудера. – Похоже, дождь собирается.
- Нужно срочно эвакуировать женщин и детей? – резко спросила Курому.

Женщины и дети, драгоценный балласт, слабый, бесполезный в бою.
Когда, в какой момент она стала для них всего лишь слабой женщиной?

- Я не взял зонт, - пожал плечами Гокудера.
- Правая рука, да? – недобро прищурилась Курому. – Ты бы хотел быть правой рукой Тсунаёши?
- Да я и так… - растерянно откликнулся Гокудера.
- Я не о том, - ненависть разъедала Курому до боли в желудке, до черных пятен перед глазами. – Мужчина, когда его жена беременна, заводит себе любовницу или обходится своей правой рукой. Ты бы хотел быть правой рукой Тсунаёши?
Гокудера непонимающе моргнул.
- Ну вот, дождь пошел, - сказал он.

Первые капли дождя, крупные и тяжелые, упали в песок.
Ненависть ушла, оставив после себя оцепенение, стыд и глухую тоску.
Где-то вдалеке тихо смеялся Мукуро.

- Эй! Гокудера-кун!
Ямамото, под большим черным зонтом, быстрым шагом направлялся к ним.
- Зонт – это хорошо, идиот – это плохо, - буркнул Гокудера себе под нос.
Ямамото улыбался, казалось, он был рад видеть и Гокудеру, и Курому, и весь окружающий мир.
- А я тут мимо проходил, - сиял Ямамото. – Гляжу, вы с Курому-чан. Прогуливаетесь?
Гокудера как-то беспомощно посмотрел на Курому, тяжело вздохнул.
- Самая погода для прогулки, баран бейсбольный.
- Да я в бейсбол уже года четыре как не играл, - весело сказал Ямамото.
- Счастлив за тебя, - бросил Гокудера. – Зонт давай и чеши отсюда.
Ямамото улыбался, он умел и, возможно, любил доводить Гокудеру до белого каления. Многие считали его человеком добродушным и недалеким.
Ямамото протянул руку с зонтом вперед, защищая Курому от усиливающегося дождя.
Курому запрокинула голову вверх: глухая чернота зонта упала на нее, заслоняя небо. Темные толщи воды сдвинулись, чудовищная тяжесть, пузырьки воздуха, отчаянно несущиеся вверх, потом все превратилось в пустоту, в бесконечность, в ничто.
- Беги отсюда, - неслышно шепнул Мукуро из пустоты. – Беги отсюда, моя Курому…

- …ты такой же несдержанный, как Хибари. Но далеко не такой же сильный, - услышала она беспечный, ясный голос Ямамото. Курому чуть приоткрыла глаза: Ямамото все так же держал над ней зонт, струи воды текли по его лицу, но одежда казалась сухой. Гокудера поддерживал ее, расслабленно сидящую на качелях, не давая упасть.
- Хочешь проверить? – огрызнулся Гокудера и продолжил неожиданно спокойно: – Сейчас ты ответишь: «Ха-ха, не стоит!»
- Ха-ха, не стоит, - мирно отозвался Ямамото. – Кажется, за пять лет мы перебрали все возможные комбинации.
- Это точно, - кивнул Гокудера. – Меня беспокоит одна вещь.
- Всего одна?
- В данный момент – да.
Гокудера мотнул головой в сторону Курому, слипшиеся от воды светлые пряди упали на глаза.
- Она – одна из нас, - как-то неуверенно, вопросительно сказал Ямамото.
- Она хорошая девушка, спокойная, терпеливая, верная. Но ее верность направлена не в ту сторону, - сказал Гокудера.
- Она хотя бы в курсе дела, - после недолгой паузы ответил Ямамото.
- В курсе игры в мафию, да? – хмыкнул Гокудера.
- Бинго, - улыбнулся Ямамото. – В курсе игры. Знаешь, в Тсуну вчера стреляли.
- Знаю. А меня не было рядом.
- Никого не было, - Ямамото отвел глаза, продолжил, быстро, легкомысленно и весело: – Что наш Тсуна умеет в совершенстве – это правильно реагировать на звуки выстрелов. Богатая практика, я полагаю. Он размазал убийц по стенке прежде, чем понял, что вообще происходит.
- Десятый остается Десятым, - сказал Гокудера. – Но факт остается фактом. А Савада Наги остается Рокудо Мукуро.
- Не впадай в паранойю, Хаято, - пробормотал Ямамото. – И без этого тошно.
- Кто-то должен впадать в паранойю, Такеши, - возразил Гокудера.
Курому пошевелилась.
- Тебе лучше, Курому-чан? – спросил Ямамото и наклонился, заглядывая ей в лицо. – Ты нас так напугала! Гокудера-кун решил, что ты собираешься рожать прямо сейчас.
Его улыбка была ясной и неискренней.
- Вот урод, - буркнул Гокудера.
- Он смущен, - весело пояснил Ямамото.
- Нарываешься, Ямамото? – окрысился Гокудера.
- Можешь встать, Курому-чан? Голова не кружится? – заботливо спросил Ямамото.
Курому молча поднялась, глядя на Хранителей, непринужденно разыгрывающих привычный спектакль. Кажется, за пять лет они действительно перебрали все возможные комбинации.
Ей захотелось крикнуть – перестаньте, перестаньте так со мной обращаться, я такая же, как вы, я одна из вас, я Хранитель Тумана семьи Вонгола!
- Это я - Хранитель Тумана семьи Вонгола, милая Курому, - поправил ее Мукуро. – Не ты.
Ей нечего было возразить в ответ, она зябко повела плечами и попросила –
- Отведите меня домой, пожалуйста…
Курому почти сдалась.

***
Мамочка Нана готовила лимонный пирог.
Она достала яйца из холодильника и задумалась.
- Мне нужен только желток… - пробормотала она. – Интересно, лимоны уже выварились?
Кухня была просторной и светлой, мамочка Нана суетилась около разделочного стола, Курому сидела на стуле и смотрела, как за окном шевелятся простыни, вывешенные на просушку.
На сидениях стульев лежали яркие подушечки, сделанные вручную, в кухне пахло лимонами и ванилью.
- Я могу вам помочь? – спросила Курому.
- Отдыхай, милая Наги, - мамочка Нана обернулась, ласково глядя на нее. – Скоро будем есть пирог.
Курому кивнула.
На столе перед ней стояла кружка с чаем, кувшинчик со сливками и сахарница.
- Тсу-кун не придет? – спросила Нана.
- В последнее время у него много работы.
- Как мило! – восхитилась Нана. – Никогда не думала, что мой Растяпа Тсуна станет бизнесменом! Импорт оливкового масла из Италии, кажется, так?
Разговаривая, Нана ловко вытащила лимоны из кастрюльки с кипящей водой.
- Пусть остынут, - улыбнулась Нана. – Он такой же, как Иемитсу, дома не сидит…
Она смущенно потупилась, глаза ее стали сияющими и мечтательными.
Она безумно любила своего мужа.
Курому подумала, что здесь, за столом, должна сидеть Кёко, юная копия мамочки Наны, и улыбаться в ответ, и мечтательно сиять глазами, случайно упоминая Тсунаёши в разговоре.
Мамочка Нана идеально не замечала того, чего не должна была замечать, так идеально, что порой Курому казалось – она все давно знает, но не хочет огорчать своих глупых взрослых мальчиков, увлеченно играющих в мафию.
- Скажи, ты… уже чувствуешь его, милая Наги? – спросила Нана. – Своего малыша?
- Ты чувствуешь его, милая Курому? – насмешливым эхом откликнулся Мукуро.
Только тебя, больше никого, подумала Курому и ответила –
- Да, он… шевелится. И толкается.
- Совсем как Тсуна! – обрадовано воскликнула Нана. – Поможешь мне порезать лимоны? Сиди, милая, я тебе все принесу сама.
- А знаешь, - сказал Мукуро, – стать Одиннадцатым Вонгола тоже неплохо. Как думаешь, мамочка Наги?
- Выбирай косточки из лимонов, детка, - сказала мамочка Нана.
- Думаю, что ты спятил, Мукуро, - громко и отчетливо сказала Курому.
Нож вывалился из руки Наны и упал на пол.
Курому укутала ее в иллюзию, в размеренный стук ножа о деревянную доску, в запах лимона и ванили, в неспешные женские разговоры ни о чем.
Мамочка Нана пожала плечами и начала замешивать масло с мукой.
- Как нехорошо, милая Курому, - ласково пропел Мукуро.
Он присел за стол, глядя на нее прищуренными разноцветными глазами, полупрозрачный, уплотняющийся силуэт.
- Хочешь чаю? – спросила Нана, обернувшись и глядя на Мукуро в упор.
Курому вздрогнула.
- Ой, ты же еще этот не допила… - пробормотала Нана. – В последнее время на меня как-то странно влияет погода…
- Это мой ребенок, - твердо сказала Курому.
Мукуро подпер рукой щеку, чуть слышно вздохнул.
- Технически – он мой, - ответил Мукуро. – Видишь ли, милая Курому, твоя матка – это моя иллюзия. Но пусть все будет так, как ты хочешь. Десятый, Одиннадцатый… Какая мне разница?
- Не смей трогать Тсунаёши, - медленно, угрожающе сказала Курому. – У тебя есть я.
Мукуро засмеялся.
- Да ты ревнуешь, какая прелесть, - он резко оборвал смех. – Что, так боишься умереть?
Входная дверь хлопнула, послышались быстрые шаги.
Мукуро встал из-за стола.
- Я всегда буду с тобой, обещаю, - он протянул руки к Курому, и она устало закрыла глаза, проваливаясь в сон.

Сквозь прозрачную пленку закрытых век за окном видно синее небо.
- Мама, приди в себя! Мама! – Тсунаёши трясет Нану за плечо, она улыбается, не оборачиваясь, продолжает насыпать сахар в мерный стакан.
Сахар просыпается на стол.
- Рокудо Мукуро. - В глазах Тсунаёши яростно бьется оранжевое пламя.
- Верно, - кивает Мукуро.
Тсунаёши отводит взгляд, пламя тускнеет и гаснет.
- Сейчас нет возможности тебя вытащить, - виновато бормочет Тсунаёши. – Позже, когда я укреплю свое положение. Позже, ты веришь мне?
- Нет, не верю, - отвечает Мукуро. – Но это неважно, мне не нужна твоя помощь.
- Знаешь, милая Наги, - озабоченно говорит мамочка Нана. – Мне кажется, в последнее время Тсу-кун выглядит подавленным.
- Да, мамочка, я подавлен, - кивает, не глядя, Тсунаёши. – Защищать своих – это значит убивать чужих. Меня это не устраивает.
- Расстраивает? – переспрашивает Мукуро.
- Огорчает, - поправляет его Тсунаёши.
- Раздражает.
- Досадно. Но такова жизнь.
- Аминь, - улыбается Мукуро. – Маленький Вонгола становится большим и страшным Вонголой. Мне осталось ждать совсем недолго. Помнишь?
- Помню, - говорит Тсунаёши. – Все я помню, Мукуро.
Он быстро шагает вперед, выхватывает трезубец из руки Мукуро и срезает им прядь своих волос.
- Вот, - говорит Тсунаёши. – Контракт, так ты это называешь? Не сомневайся. Просто дай мне закончить то, что я начал.
- Эффектный жест, - отвечает Мукуро.
Он отбирает у Тсунаёши оружие, он не чувствует растерянности, но выглядит растерянным. Он дотрагивается до щеки Тсунаёши, проводит по ней легко и предвкушающе: какая новая, какая удивительная и желанная игрушка.
Тсунаёши смотрит на него – тем же терпеливым и ожидающим взглядом, каким он смотрит на Курому.
Не шевелится.
Губы Мукуро вздрагивают в улыбке.
- Идиот, - мягко говорит он. – Какой же ты идиот, Вонгола.
- Завтра ты встретишься с Каваллоне в Италии. Сегодня через два часа тебе нужно быть в Токио. Похоже, наш информатор работает не только на нас.
Тсунаёши закрывает глаза и тянется, тянется за ускользающей рукой Мукуро.
- Да, босс, - послушно кивает Мукуро.

***
Курому пришла в себя днем, в номере отеля, на шестом этаже, она смотрела в разбитое окно и слушала вой полицейских сирен.
Курому пришла в себя ночью, в самолете, стюардесса принесла ей плед и предложила легкий завтрак.
Курому пришла в себя утром, в спальне своего дома, ей снился Тсунаёши, он обернулся, один глаз у него был синий, как небо, а другой – красный, с чернеющим в центре иероглифом.
В предрассветном сумраке она села на кровати, глядя на Тсунаёши, сонно бродящего по комнате.
Он обернулся, его глаза блеснули тусклой медной фольгой, нет, это был всего лишь сон.
- Спи, - мягко сказал Тсунаёши.

Я поеду в Италию и вытащу тебя из тюрьмы, пообещала она Мукуро. Завтра же. Мы с Чикусой и Кеном справимся сами, и тогда все закончится. Неважно как, но закончится.
Мукуро молчал.

Неожиданно ее охватила смутная тревога, Тсунаёши все смотрел на нее, а Мукуро молчал, как будто его никогда и не было.
- Тсунаёши, - сказала она. – Я так больше не могу. Прошу тебя, скажи мне то, чего я хочу услышать больше всего. Освободи меня от него.
Тсунаёши отвернулся.
- Я тебя люблю, дорогая, - бесцветно ответил он. - Спи, сейчас только шесть утра.

FIN

запись создана: 08.04.2009 в 00:21

@темы: reborn

---

Ками и шинигами

Название: Ками и шинигами
Автор: Kate S. Mint
Бета:  Айа
Кроссовер Bleach и Saiyuki Gaiden.
Персонажи: Хирако, Айзен, Тенпо.
Рейтинг: PG
Жанр: юмор??
Отказ от прав: это не мое.
Написано на кроссовер-фикатон для  Eswet

>>>>>>

Хочу авторский фик: кроссовер с «Белым Крестом» (в Мире Живых, с точки зрения персонажей Креста, мистика, детектив, можно слэш, но не выше R; Капитель и/или Глюэн),
или с «Принцем Тенниса» (снова же в Мире Живых, шинигами маскируются под школьников),
или с «Ями но Мацуэй» (про взаимную бюрократию разных структур загробного мира и героическую с ней борьбу, приветствуются домыслы мирозданческого порядка о том, как сочетаются Соул Сосайети и Мейфу), плюс сюда третьим элементом можно «Ю Ю Хакусё» или «Сайюки Гайден»,
или с «Гарри Поттером» (желательно, чтобы действие происходило на территории ГП, можно низкорейтинговый романс, гет или слэш - неважно),
или с «Инуяшей» (те персонажи Блича, которые могли иметь место пятьсот лет назад, во взаимодействии с Ину-папой или Сессёомару, приветствуется включение в сюжет всяческой японской нечисти, Кагомэ и прочие титульные герои тоже вполне уместны, также с удовольствием почитаю про персонажей Блича, когда те были еще живы),
или со «Сказанием о Ёсицунэ» (стилизация приветствуется, действие можно в обоих мирах, можно романс, рейтинг произвольный),
или с сериалом «Шинсенгуми!!» (действие в любом из миров или в обоих),
или с серией «Плохих людей нет» Хольма ван Зайчика (стилизация обязательна).

Везде, где не указано иное, хочу джен; японский антураж там, где Япония.
Против дедфиков не возражаю. Юмор (но не стеб) приветствуется.
Категорически против неоправданных японизмов в тексте. К Поливанову безразлична.

1. Бюрократическое слияние тонких сфер.

1. Бюрократическое слияние тонких сфер.

Где и когда впервые встретились ками и шинигами – история умалчивает. Говорят, что это произошло в Японии, впрочем, это мнение основывается исключительно на том факте, что все всегда происходит именно в Японии.
Так или иначе, экуменизм на Небесах вошел в моду на несколько столетий раньше, чем на Земле, и обе стороны, быстро сориентировавшись, рысью побежали докладывать начальству.
То, в свою очередь, доложило своему начальству и так далее, и тому подобное, и не прошло каких-то двух недель, как в Сейрейтее знали, что между Тибетской Страной Мертвых и Первой Дхьяной находится Тенкай.

Айзен Соске считал себя благовоспитанным молодым лейтенантом, в жизни, а точнее, в не-жизни у него было две страсти: капитан Хирако и каллиграфия.
Каллиграфия была его коньком, капитан Хирако его тихо ненавидел.
Насчет второго нужно было срочно что-то предпринять.
Причудливая логика целеустремленного маньяка и тщательно скрываемая неприязнь к обветшалым традициям Сейрейтея натолкнули его на мысль, что завоевание и разрушение Сейрейтея будет той самой контрмерой.
Впрочем, в процессе Айзен, как это часто и со всеми бывает, вошел во вкус.
Увлеченно притворяясь добродушным олухом в очках с толстыми линзами, он старательно и неспешно опутывал Сейрейтей паутиной иллюзий, и да, ему нравилось.
Ему не нравилось другое – то, что капитан Пятого отряда Хирако Шинджи, его босс и непосредственный начальник, не спешил менять свое отношение к исполнительному и интеллигентному лейтенанту.
Мало того, паранойя и злобная неприязнь капитана Хирако росли в той же прогрессии, что и его, Айзена, зловещие планы.
Айзен чувствовал, что они бегают по кругу.
Нужно было что-то предпринять, как-то освежить обстановку, что ли…

Дипломатические отношения с Тенкай постепенно налаживались, что касалось бюрократической стороны медали - ее не любил никто, и тогда Айзен Соске, лейтенант Пятого отряда, трудолюбивый и воспитанный шинигами, по совместительству – преподаватель каллиграфии в Академии, предложил свою помощь в темной, запутанной и выматывающей нервы процедуре делопроизводства.

2. Вся прелесть эпистолярного жанра, 48 раз.

2. Вся прелесть эпистолярного жанра, 48 раз.

1. Господин маршал, согласно распоряжению Главнокомандующего Ямамото высылаю вам требуемую документацию и готов ответить на вопросы, если таковые у вас возникнут.

2. Двести пятьдесят страниц приложения к договору пронумерованы и прошнурованы, отсутствует 169, 170 и с 201 по 206 страницы. В связи с этим возникли вопросы.

3. Цензура, господин маршал.

4. Высылаю приложение обратно, пусть ваша цензура сама все перешнуровывает.

5. Высылаю приложение обратно, это не наша цензура. Наша уже перешнуровывала.

6. Господин лейтенант, простите за вопрос, не относящийся к делу, вы настолько инициативны или все же настолько любопытны?

7. Смею полагать, ни то и ни другое. Я получил документы с вашей стороны, но они не заверены маршальской печатью.

8. А там маршальская и не нужна. Печать канцелярии стоит, правильно? Я занимаюсь этим делом исключительно как консультант. Можно сказать, как историк-теоретик.

9. Господин маршал, простите за вопрос, не относящийся к делу, вы настолько инициативны или все же настолько любопытны?

10. Я удовлетворю ваше любопытство, если вы удовлетворите мое.

11. Благодарю за честный ответ, и с радостью.

12. Я слышал, у вас военным разрешено убивать?

13. Строго говоря, не убивать, а очищать заблудшие души от тьмы, отправляя их обратно в круговорот перерождений. Шинигами, Боги Смерти, олицетворяют собой высшую справедливость и высшее равновесие. Нельзя просто убить Пустых, ведь это – души, измученные болью и страданиями.
Но, кажется, вы о другом?
Хмм… ну, не то чтобы прямо разрешено, но, как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно, господин маршал.

14. …но, как говорится, не пойман – не вор, господин лейтенант.

15. …но, как говорится, меньше знаешь – лучше спишь, господин маршал.

16. Какое восхитительное лицемерие, господин лейтенант. Знаете, у нас говорят: «Глупый дорастает до генерала, умный дорастает до начштаба, мудрый дорастает до капитана, но человек-легенда уходит в отставку лейтенантом».

17. Мм… господин маршал?

18. Нет, про маршалов там ничего не было. Ваше оружие, я слышал, оно живое?

19. Как знать, многие считают – живое, но я придерживаюсь мнения, что шинигами, обладающие высоким уровнем духовной силы, переносят некую часть себя в занпакто.

Постигая банкай,
Даже Бог проходит сквозь ад
Бессознательного.

20. То есть в некотором роде вы и есть ваше оружие?

21. В некотором роде нет. Могли бы вы сказать, предположим, что вы и есть ваше подсознание?

22. В некотором роде да.

Год за годом все то же:
Обезьяна толпу потешает
В маске обезьяны. (1)

23. Скажите, господин маршал, но если вам запрещено убивать, как же вы тогда сражаетесь с врагом?

24. Мы… ммм… сражаемся. У нас есть оружие, которое парализует тварей. Когда сражение заканчивается, обездвиженные туши (несколько строчек вымарано, штамп – «ЦЕНЗУРА»). Представляю вашу вежливую улыбку, господин лейтенант. «Ками нельзя убивать», это закон, но с другой стороны, нигде не написано, что «ками не может пользоваться боевыми патронами», или «ками не может смертельно ранить врага». Или – «ками не может случайно взорвать заброшенный склад с горючим».

25. Какое восхитительное лицемерие, господин маршал.

26. Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает. (2)

27. Так против кого вы воюете на самом деле? Да, с вашей стороны поступило предложение о совместной операции. Операция будет проводиться на нашей территории, в Уэко Мундо… Кстати, а что такое на самом деле Бог Войны?

28. В документации разве не написано? Уэко Мундо – это мир Пустых? Забавный прецедент. Ками нельзя убивать, но убийство ваших Пустых формально убийством не считается… А, все равно Западную к вам не отправят.

29. Почему не отправят? Про Бога Войны в документации толком ничего не написано.

30. Потому что, уважаемый господин Айзен, Западная Армия Тенкай неблагонадежна. Так считается. Наш Бог Войны – это, как я слышал, искусственно созданный гибрид (несколько строчек вымарано, штамп – «ЦЕНЗУРА»).

31. Таковы времена. Доблесть считается неблагонадежностью, а искренность – подлостью, уважаемый господин Тенпо.

32. Это точно, паршивые времена… Еще пятьсот лет назад было как-то попроще… А что, вас кто-то обидел, господин Айзен? И кстати, что с цензурой? С вашей стороны все проходит, а с нашей – нет.

33. Именно «обидел»? Нет, пожалуй. Скорее, огорчил. Недоверием, холодностью и невнимательностью. Но ничего, наступит время, и он об этом пожалеет. А с цензурой все просто, свойство моего занпакто – это иллюзии, и цензоры, наши и ваши, читая мои письма, не видят в них ничего предосудительного. Возможно… кажется, я знаю, что можно придумать с вашими письмами.

34. Опасно быть тем, кто вам не доверяет, вы это имеете в виду? Вы страшный человек, Айзен. Я так и знал, послали Южную!

35. Я полагаю, что капитан должен всецело доверять своему лейтенанту, Тенпо, а не смотреть на него как на исчадие ада. Я всего-то предложил ему познакомиться поближе, уж не знаю, что там можно было подумать. А что не так с Южной?

36. А что, у вас и ад есть? В документации об этом ничего не было. И правда, ну что можно подумать, когда тебе предлагают познакомиться поближе… Южная – это группа безмозглых манекенщиц Императора.

37. Ну, теоретически он есть, но фактически он не наш, а христианский. Или иудейский. Или мусульманский. Чей бы там он ни был, у Сейрейтея с Преисподней заключен договор аренды Адских Ворот № 17 и 23. Вообще-то это секретная информация.

38. Удобно. Кстати, вчера весь вечер думал. А как подействуют ваши занпакто на живых существ?

39. Вы имеете в виду ваших екаев? Если у них есть душа, то она будет отделена от тела. Наверное. Я так думаю. А знаете, Тенпо, надо попробовать! Слышал, следующая совместная операция будет проходить на вашей территории.

40. Значит, от Сейрейтея будет Пятый отряд… Один мой друг дал мне почитать ваши личные дела. Знаете, Айзен… Паутина притворяется, что ловит росинки - а сама ловит мух. (3)

41. Какая долгая жалоба!
О том, что кошка поймала сверчка,
Подруга его печалится. (4)

42. В сущности, это не мое дело. Признавайтесь, как вы назовете свой королевский дворец, Айзен?

43. Лас Ночес.

44. Ммм, как город-казино?

45. Не Лас Вегас, Тенпо. Лас Ночес.

46. Простите великодушно, Айзен, а что означает Лас Ночес?

47. «Лас Ночес» переводится с испанского как «Замок Черного Повелителя Кошмаров».

48. Да? Странно… Мой словарь японско-испанского подсказывает мне… Впрочем, не важно. До встречи в Тенкае.

3. Коллеги, трикстеры и просто хорошие люди.

3. Коллеги, трикстеры и просто хорошие люди.

Со спины капитан из Сейрейтея чем-то неуловимо напоминал Годжуна. Разве что уши…
Когда он обернулся, Тенпо подумал: пожалуй, хорошо, что их многоуважаемый Главнокомандующий не имеет привычки улыбаться в порыве раздражения.
Должно быть, эффект был бы таким же сокрушающе-ужасающим.
- Какого черта ты здесь делаешь, Соске? – процедил капитан.

У маршала были крепкие нервы, а кто-то говорил, что их и вовсе не было, поэтому он шагнул из тени, вытащил руку из кармана халата и протянул ее капитану.
- Тенпо.
Тот как-то смущенно хмыкнул, пожал руку.
- Хирако. А я смотрю – очкастый задрот за мной наблюдает, думал, что это Соске опять… В смысле, я не имел в виду… - он замолчал, задумчиво глядя в потолок.
- О, конечно, - с энтузиазмом покивал Тенпо.

Хирако вздохнул, посмотрел на его сигарету, на его халат, на его тапочки и уточнил –
- Маршал Тенпо?
- Маршал Тенпо.
- Капитан Пятого Отряда Готей-13, Хирако Шинджи.
- А сам отряд?
- Еще не прибыл. А что, уже есть план? – прищурился Хирако.
- Всегда, - заверил его Тенпо.
- Предыдущая совместная операция была… - засомневался Хирако.
- Провальной, - подсказал Тенпо. – Мы почти пришли, это мой кабинет.
Он остановился перед закрытой дверью, будто засомневавшись.
- Или все же не ваш? – полюбопытствовал Хирако.
Тенпо решительно открыл дверь.

Кабинет маршала сиял чистотой, а на столе лежала записка.

- Или все же не мой? - задумчиво спросил сам себя Тенпо.

На листке бумаги был изображен какой-то человекоподобный мрачный тип в черной униформе, расстегнутой на груди, в кокетливом фартуке и со шваброй.
«Учти, это был последний раз», - гласила надпись над головой типа.

- Учту, учту, - рассеянно пробормотал Тенпо и спрятал записку в карман халата. – Понимаете, капитан… Южная – она даже и с планом Южная, а Западная - она даже и без плана Западная.
- Не понимаю, - ответил Хирако.
- О, все так сложно… - загрустил Тенпо. – Знаете, Южная – это придворная армия…
- Как Нулевой отряд?
- Примерно, но наоборот, - непонятно ответил Тенпо, потом пояснил. – Она вообще почти не армия.
- Вот как, - сказал Хирако. – Признаться, у нас сложилось неприятное впечатление, что это – ваши лучшие представители…
- В некотором роде да, - пожал плечами Тенпо. – Но очень в некотором.
- Это меняет… - Хирако обернулся.
- Ну вот, гаденыш уже здесь… - вздохнул Хирако. – Соске, выходи!
Деревянная дверь пошла рябью, перед ней прямо из воздуха появлялся темноволосый улыбающийся человек в очках и черной одежде.
Человек приятным баритоном декламировал –

- …Подхватив его, речное лоно
Постепенно, нежно и влюбленно,
Все теченье снизу уберет,
Лебедь же теперь, воссев на ложе,
С каждым мигом царственней и строже
И небрежней тянется вперед.(5)
Я написал вам стихотворение, капитан Хирако. Называется "Лебедь".

- Я могу надеяться, что ты сошел с ума? Это было бы удачно, - сухо сказал Хирако.
- Разве это не Рильке? – озадаченно пробормотал Тенпо и потянулся за сборником стихов.
Стеллаж накренился, но выстоял.
- Господин Кенрен был так любезен, что устроил отряд в казармах. И вот я здесь, капитан!
- Зачем? – флегматично спросил Хирако.

Тенпо поудобнее устроился в кресле и закурил.
Лейтенант Айзен – конечно же, это был Айзен – растерянно улыбнулся, глядя на раздосадованного капитана, а потом неожиданно подмигнул Тенпо левым глазом.
Глаз был золотисто-карий и донельзя ехидный.
Тенпо хмыкнул и, раскрыв книгу, демонстративно углубился в чтение.
На черном глянце было вытеснено: "Дао Дэ Цзин".

- Вы меня не понимаете, капитан, - грустно сказал Айзен.
- Почему же, понимаю, - откликнулся Хирако неожиданно мирно. – Ты про свою тайную страсть?
Айзен молча кивнул.
По лицу Хирако расплывалось безграничное злорадство.
- Прости, конечно, Соске, но у меня тоже есть тайная страсть. Понимаешь ли, я без ума от Уноханы. Стихи, эротические сны и прочая фигня.
- Уноханы? – глаза Айзена удивленно и недоверчиво округлились.
- Ммм… Урахары, я сказал. Ну, тот хмырь из Двенадцатого.
- Аа, Урахары… Ну тут уже ничего не поделаешь… - печально вздохнул Айзен. – Урахара – это серьезно. Урахара – это звезда сезона.
- Так что не надо на меня смотреть, как Маюри на квинси. А еще лучше – пойди и сдохни как герой. Тебя все будут любить и ценить. Посмертно. Даже я. Наверное.
- Да меня и так… - тихо пробормотал Айзен.

Тенпо попытался сосредоточиться на книге.
Под строгой глянцевой суперобложкой плела интриги молоденькая Скарлетт.

"- Как? Это вы, Скарлетт? — услышала она голос Эшли сквозь бешеный стук сердца, отдававшийся у нее в ушах, и, открыв глаза, замерла в страшной растерянности. Он стоял за приотворенной дверью и смотрел на нее; шутливо вопросительная улыбка играла на его губах.
- От кого вы тут прячетесь — от Чарльза или от Тарлтонов?
От радости у нее перехватило дыхание. Значит, он заметил, как они все вертелись вокруг нее! Она взглянула в его смеющиеся глаза и снова почувствовала, как он бесконечно дорог ей. А он стоял, не замечая охватившего ее волнения. Она не могла произнести ни слова и молча вцепилась в его рукав, потянула за собой в библиотеку. Удивленный, заинтригованный, он видел, что она вся словно натянутая струна, видел, как странно, лихорадочно блестят в полумраке ее глаза и пылают щеки. Почти бессознательно он притворил за собой дверь и взял ее за руку.
- Что случилось? — спросил он, невольно понизив голос до шепота.
При его прикосновении она задрожала. Вот! Это произойдет сейчас — все будет так, как она мечтала! Беспорядочные мысли кружились в ее мозгу, но ни одна из них не находила выражения в словах. Вся дрожа, она смотрела ему в глаза. Почему он молчит?
- Так что же случилось? — повторил он. — Вы хотите поведать мне какой-то секрет?"(6)

- Не хочешь облегчить душу чистосердечным признанием, Соске? – злился Хирако. – Я тебя, сволочь такую, насквозь вижу!
- Так я же… только что признался, - беспомощно разводил руками Айзен. – Но могу еще раз. Сколько понадобится, капитан Хирако.
Тенпо закрыл книгу.
- Кто-то из нас двоих идиот, - внезапно догадался Хирако.
- Ну что вы, капитан, зачем вы так… - ласково пропел Айзен.
- Ничего, - сказал Хирако. – Ничего, Соске. У меня еще будет шанс.
Тенпо откашлялся.
- Через час операция, - сказал он. – Так что насчет плана?

Капитан и его лейтенант обернулись, досадливо бросив практически в один голос –
- Какой еще план?! Времени нет, будем импровизировать!

Тенпо решил, что в Сейрейтее может быть даже интереснее, чем Внизу.
Пожалуй, стоит выбить себе командировку.


FIN

цитаты из

(1) Мацуо Басе
(2) Сунь Цзы
(3) Рабиндранат Тагор
(4) Такараи Кисаку
(5) Райнер Мария Рильке
(6) Маргарет Митчелл

запись создана: 25.03.2009 в 19:08

@темы: saiyuki, bleach

---

Название: -
Автор: Kate S. Mint
Персонажи: Мака Албарн
Жанр: драббл, 274 слова.
Рейтинг: R
Дисклеймер: не мое, и ладно.

Написано на драббл-челлендж по Soul Eater по

заявке

хочу: юмор или джен с Экскалибуром; Джастина (во времена учебы или "рабочие будни"); "безумную" Маку. Экшн приветствуется. По возможности без пейрингов. Рейтинг - до R включительно. К стебу и романсу отношусь настороженно.  Shindoku

читать?

Она очень обычная, или просто считает себя обычной: куцые русые хвостики, громкий голос, тоненькая складка между бровей – она часто хмурится, и на самом деле стильный плащ в талию идет ей, как корове седло.
Красно-черная коса, черная кровь, красная завеса перед глазами, проклятая мелодия, густая и вязкая – все это никогда не было ей нужно.
Изломанная черная фигурка, розовое пятно волос, разорванная грудная клетка, спазматические подергивания тощих лодыжек в лакированных сапожках – все это не имеет с ней ничего общего.

Мака Албарн – это груды учебников, и ясный, теплый солнечный день, и эти возмутительные, шумные, наглые мальчишки, ее друзья.
И открытки, каждый раз с новым видом.
Африка, Австралия, Новая Гвинея.
Как бы сделать вдох…

Ее зовут Хрона.
Мака больше никому не позволит защитить себя.
Его зовут Соул.
Мака больше никому не позволит защитить себя.
Как бы сделать вдох…

Мака задыхается, она не может дышать этой черной, вонючей смолой.
Ей кажется, что все давно умерли, сгнили, превратились в зловонную жижу, только она одна осталась.
Она.
Одна.
Как бы сделать вдох…

Мака не хочет больше дышать этой черной, вонючей смолой, трупная вонь пропитала ее насквозь.
Но она не может не дышать, она задыхается, ногтями раздирает себе горло, она открывает и закрывает рот, совсем как рыба, выброшенная на берег.
Ее кровь такая красная.
Все вокруг такое красное.
Такое волнующее.

К слову, красная кровь, ошметки кожи и глубокие царапины - все это не имеет ничего общего с Макой Албарн.

Мир останавливается, бережно сворачиваясь вокруг Маки Албарн.
Весь мир – это одно большое красное одеяло, когда оно смыкается над ее головой, Мака сжимает кусок металла, слишком тяжелый, слишком медленный.
Мака набирает скорость.
Живое оружие.

Скоро она исчезнет, останется только глухой стук крови и тишина.

@темы: soul eater

---

Внеклассное чтиво.

название: Внеклассное чтиво.
автор: Kate S. Mint
жанр: стеб, я полагаю
персонажи: Академия в ассортименте.
рейтинг: R за лексикон)
дисклеймер: не мое, и славно.
предупреждение: TBC

С первого взгляда могло показаться, что в Академии Шинигами царил полный бардак: драки между учениками целомудренно назывались дуэлями, преподавательский состав таскал на охоту талантливых старшеклассников и делал круглые глаза, когда кто-то вспоминал о дисциплине.
Рассказывали, что скандально известный профессор Индиана Джонс с кафедры археологии даже отправился искать определение слова «дисциплина» в мифическую Библиотеку Эйбона.
Впрочем, впоследствии оказалось, что была это вовсе не библиотека, а хранилище познаний совсем другого толка, и называлось оно «Горячие Киски Папаши Эйбона».
О чем вообще можно было говорить, если даже директор Академии, он же Бог Смерти, он же Господин Черный Жнец, он же Господь Всемогущий, он же, он же, он же, вел себя как престарелый комик, обожравшийся амфетаминов.
Какой поп, такой и приход.

Но в этом году случилась беда: кто-то очень умный из отдела планирования придумал, что перед летними зачетами лучшим ученикам Академии Смерти нужно как следует потрудиться.
Ходили совсем уж нелепые слухи о том, что на самом деле эта подлая идея изначально шла то ли от профессора Северуса Снейпа с кафедры алхимии, то ли от профессора Альберта Однокамушкина с кафедры метафизики, но преподавательский состав единогласно решил, что зажатые в угол ребята из отдела планирования просто пытаются перевести стрелки на почтенных коллег, и что все это – ложь, поклеп и провокация. За сим аналитики были нещадно биты – без применения Оружия, одними лишь ногами и канцелярскими принадлежностями.

Неприятной неожиданностью, правда, оказалось то, что пока происходила экзекуция, Шинигами-сама успел завизировать приказ.
Хотя кто-то рассказывал со слов одной Косы Смерти, которую потом отправили то ли в Германию, то ли в Голландию, то ли вообще в Таиланд, что Шинигами-сама одним глазом косился в зеркало, наблюдая за расправой и ехидно похихикивая, а другим глазом бегло просматривал приказ.
Приказ гласил: «Пары Повелитель-Оружие, не набравшие шестьдесят шесть душ, не допускаются к летним зачетам».

- Аз Есмь, - сказал Шинигами-сама. Подумал, и добавил. – Да будет, бллин!

И смачно шлепнул печать на приказ.
Так началась эта история.

- Я завтра не могу! – заупрямился Спирит. – У меня завтра вечером очень-очень важная встреча! Вот хоть убей, не могу!

Спирит, 17 лет, Оружие, тип - Коса, предпочитает классический европейский стиль одежды, глаза – синие, волосы – темно-красные, характер – невыносимый.
Считает себя неотразимым парнем.

- Про "хоть убей" - это ты хорошо, - флегматично ответил Штейн и пнул ногой системный блок. По системнику проскочила искра. - В общем, у нас есть выбор. Горы Карпаты или пустыня Сонора. Любишь, когда посвежее или когда погорячее, Спирит-семпай?

Штейн, 15 лет, Повелитель, тип Оружия – любой, предпочитает спортивный стиль одежды, носит очки, глаза – светло-зеленые, волосы – серые, характер – невыносимый.
Считает себя психом.

- Люблю, когда погорячее, - ответил Спирит. – И желательно брюнеток.
- Очень хорошо, значит, пустыня Сонора, - Штейн зашел на сервер Академии, щелкнул по прямоугольнику задания и радостно-удивленно воскликнул –
- О, Песчаные Нагвали! Всегда хотел их увидеть!
- Что еще за хреновы Песчаные Нагвали, - буркнул Спирит, перегибаясь через плечо Штейна к монитору.
- К принтеру иди, - сказал Штейн. – Листы ловить. Я задание на печать послал.
- Подожди… это они? Какие… какие симпатичные!
- Нет, это порносайт, - раздраженно сказал Штейн и попытался оттереть семпая от монитора.
Спирит обнял Штейна за плечо и проникновенно заглянул ему в глаза.
- Слушай, мелкий. А может, ну их нафиг, дурацких нагвалей, пойдем лучше вот на этих охотиться.
Штейн стряхнул его руку с плеча и строго сказал –
- К принтеру!
- Понял, понял, - небрежно махнул рукой Спирит и прицельно уронил ее обратно на штейновское плечо. – Как скажешь. К принтеру – так к принтеру. Только я завтра все равно не могу.
Штейн скорчил маньячную рожу и покосился на обнаглевшее Оружие.
Эффекта не произошло.
- Руку бы ты убрал, семпаюшка, - угрожающе сказал Штейн.
- О чем, интересно, ты думал раньше, когда выбирал себе Оружие мужского пола, - утомленно закатил глаза Спирит. – Связь нужно укреплять, так что расслабься и попытайся получить удовольствие.
- Любопытная постановка вопроса, - крепко задумался Штейн.
- Мне интересно другое, - пробормотал Спирит, - о чем думал я…

В дверь постучали.
- Черт, открыто, - сказал Спирит.
- Открыто, - сказал Штейн и нервно закурил.
Дверь открылась, Азуса решительно шагнула за порог и остановилась, остолбенев.
Ее взгляд проследовал по цепочке сброшенной, снятой, а так же небрежно снятой, бережно снятой и просто-напросто сорванной одежды и остановился на пододеяльной кучке, из-под которой свисала рука с сигаретой.
Азуса нервно сглотнула.
Связь есть связь, бардак есть бардак, но всему есть предел, решила она.
- Штейн, ты куришь?!! – возмущенно воскликнула Азуса.

Азуса, 16 лет, Оружие, тип – Арбалет, предпочитает женские брючные костюмы, носит очки, глаза – карие, волосы – каштановые, характер – невыносимый.
Считает себя непревзойденным организатором.

- Президент Студсовета! – испугался Спирит. – Редкий тип асексуальной брюнетки!
- Да я не только курю, - обиделся Штейн. – Я вроде как садист и маньяк с двенадцати лет, ниче?
- Ниче, - машинально кивнула Азуса. – Забей на это большой болт, братишка.

Забегая вперед, спустя несколько лет именно это буквально Штейн и сделает.

Душа Бога, вместившая в себя Город Смерти и Академию Шинигами, иногда властно диктовала миру не только правила игры, но и правила речи.
Которые, в свою очередь, диктовали миру правила игры.

Азуса тряхнула головой и повторила –
- Ты должен контролировать себя, Штейн-кун. Невоздержанность не приводит ни к чему хорошему.
- Невоздержанность – это ужасно, - согласно закивал Спирит, выбираясь из-под одеяла. – Отвернись, пожалуйста, Азуса, я боюсь за твою неуравновешенную психику асексуальной брюнетки.
В голову Спириту полетела мощнейшая стрела духовной энергии.
- Идиот, - пробормотал Штейн.
Азуса тяжело вздохнула и села на пол.
- Ладно, отворачиваюсь… Одевайтесь, придурки, а я вам пока пожалуюсь. Дай, что ли, сигарету, Штейн…

Рассказ Азусы, в два абзаца:

Кембридж-кун хороший Повелитель, очень дипломатичный, вежливый, заботливый, внимательный, ненавязчивый, мягкий, бесхарактерный, тряпка самая настоящая, бесит, сука, ненавижу, ух, ненавижу, не Повелитель, а чертов зубрила, я засунула ему в жопу его сраные учебники, свернула в трубочку и засунула, раз уж ему так хочется хорошо сдать эти долбаные зачеты, пусть трахается со своими ебучими учебниками, а я пока наберу недостающие шестьдесят пять…

…эээ… мальчики, вы ничего не слышали. Правда? Правда ведь? Вы же не хотите проблем со стороны Студсовета? Нет? Замечательно! Кембридж-кун хороший Повелитель, очень дипломатичный, вежливый, заботливый, внимательный, ненавязчивый, он сейчас готовится к зачетам… Что значит «гы-гы», Спирит-кун? Ах, «гы-гы-Штейн-в-одних-джинсах»… Принимается. Отмазался. Что, Штейн-кун? «гы-гы-асексуальная-брюнетка-разошлась»? Говоришь, Спирит-кун именно это подразумевал под своим "гы-гы"? Вот как… Прицел. Помеха – одна сотая миллиметра. Сдохни, подлый Спирит!!!

Конец рассказа Азусы.

- Выезжаем сегодня в ночь, - сказал Штейн, насмешливо поглядывая на Косу, прячущуюся за его тощей полуодетой тушкой. - Тут рядом, несколько часов езды на джипе. Я так понял, ты собиралась поехать с нами, Азуса-сан?
- Поехать? - слегка удивилась Азуса. - Впрочем... Да, собиралась. А что, у вас есть джип?
Штейн как-то очень удивленно поднял взгляд к потолку, да так и застыл.
- Косяк, - радостно сказал Спирит. - Азуса, а у тебя есть джип?
- Есть, но не здесь, - отрезала Азуса.
- Всемогущий Президент Студсовета... - разочарованно бросил в сторону Спирит.
Азуса злобно сверкнула очками.
- Даже джип достать не может...
- Да что ты знаешь, - фыркнула Азуса. - Между прочим, у меня дома, в Японии, три авто! И гоночный байк! И Джип! С автографом! Самого Генджо Санзо! А еще... А еще...
- ...а еще моя история началась в двенадцатом веке, - тихо сказал Штейн.
Азуса набрала полную грудь воздуха... и выдохнула.
- Ладно, - деловито кивнула она. - Будет вам джип. Но мы возьмем с собой Марию.

Вопреки похабным анекдотам и сплетням, Шинигами-сама был самым настоящим Богом, Всевидящим и - ну, почти - Всемогущим.
Этой ночью он сидел в своем любимом рабочем кабинете, в том, который с синим небом, белыми изящными облачками и с видом на кладбище, попивал чай и беседовал с профессором
Рихардом Зорге с кафедры прикладной политологии.
- Да ладно! - искренне удивлялся Шинигами-сама. - Да что вы говорите, профессор?! Как-как? "Как-то раз Шинигами-сама, Асура Кишин и Аракуне попали на необитаемый остров?" Надо же, чего только люди не придумают!
Профессор Зорге мрачно покивал.
- "И у них была одна Коса Смерти на троих, но она была у Шинигами-сама. Вечером к нему подошла Аракуне и сказала: "Есть идея, красавчик. Давай ты убьешь Кишина и мы заживем нормальной половой жизнью". Ночью к нему подошел Кишин и сказал: "Есть идея, красавчик. Давай ты убьешь Аракуне и мы заживем нормальной половой жизнью". Шинигами-сама думал всю ночь, а потом достал свою верную Косу Смерти, убил Кишина, убил Аракуне и зажил нормальной половой жизнью". Вот так вот. - сказал профессор Зорге. - Ни почтения, ни уважения, ни чувства субординации. А еще и преподавательский состав.
- Прикольно! - захихикал Шинигами-сама. - И зажил нормальной половой жизнью! Слышал, Кид, что про папку говорят?
Мелкий пацан, сидящий на любимом троне Шинигами-сама в обнимку с большим скейтбордом, раздраженно отвел глаза.
- А где лопата? - буркнул пацан. - Старые анекдоты и тупой стеб. Не совершенно, не идеально, и даже не симметрично.
- Продолжай, продолжай, Рихард-кун, - отмахнулся от маленького чудовища Шинигами-сама.
- Кстати, о птичках. А еще мы Кишина нашли! - радостно сообщил профессор Зорге.
- Фигасе, - изумился Шинигами-сама и посмотрел почему-то вниз. - Вот уж в натуре, нашли, так нашли. И где?
- В пустыне Сонора, прямо у нас под боком, - гордо сказал профессор. - Его охраняют свирепые и мистические Песчаные Нагвали.
- Кишин под боком? - забеспокоился Шинигами-сама. - Божечки, да что ж такое творится...
- Я тоже так думаю, - согласно покивал профессор.
Шинигами-сама задумался.
- Нужно с этой мыслью переспать! - сообщил он с глубокомысленным видом. - Чего и тебе желаю, Рихард-кун!
Зеркало потускнело.
На одном конце зеркала профессор Зорге разогнулся и возмущенно сказал -
- Нет, ну нормально!? Он мне еще будет указывать, с кем мне переспать! Я политрук, а не гейша! И что это за место связи такое! Женский сортир! Фигурально, сливаю информацию!
Преподавательский состав разноголосо заржал.
Все в Академии Шинигами уважали сортирный юмор и анекдоты про Шинигами-сама.
- А что я еще слышал, коллеги, - вкрадчиво сказал профессор Зорге. - Приходит как-то раз Шинигами-сама к Аракуне, а Асура Кишин как раз в командировке был...

На другом конце зеркала Шинигами-сама вздохнул и с сожалением выключил звук.
- Деточка, - обратился Шинигами-сама к Киду. - А пощелкай-ка ленивчиком, настрой мне Дискавери... Там как раз про Песчаных Нагвалей показывать должны...

Ночь застала Штейна в пустыне, уходящего все дальше и дальше от джипа.
Была на нем пятнистая форма коммандос, красная повязка на волосах и сигарета в зубах.
В одной руке у него была Коса, в другой - Молот, и Арбалет за плечом.
Офигевая от количества тестостерона в крови, Штейн остановился и спросил -
- Ладно, я все понимаю, но почему мы вышли из джипа и идем пешком?
- Стыдно не знать, Штейн-кун, - укоряюще сказал Арбалет. - Мудрость пустыни гласит: чудеса прячутся от праздного туриста, но открываются Путнику, вступившему на Путь.
- О... - пробормотал Штейн. - Каков концепт, бллин...
Он двинулся дальше. Не пройдя и десятка метров, он опять остановился и спросил -
- Ладно, я все понимаю, но почему я тащу всех вас на себе? Я что, осел?
- Неа, - ответила Коса. - Ты Повелитель.
И тихонечко добавила -
- Практически одно и то же.
Арбалет согласно кивнул.
Штейн пошел дальше.
Его по прежнему мучали неразрешимые вопросы.
- Ладно, я все понимаю, - злобно сказал Штейн. - Я Повелитель. И Путник, вступивший на Путь. Но какого хрена на мне эта дерьмовая красная повязка?! И эта дурацкая пятнистая форма?!!
- Мужик, - умиленно шепнул Арбалет. - Как есть, мужик...
- Прямо на себя не похож, - брякнула Коса.
Молот вздохнул и произнес нежным девичьим голосом -
- Ты такой милый, Штейн-кун! Я бы за тебя прямо сейчас вышла замуж!
- Я недостоин тебя, Мария, - обреченно вздохнул Штейн и побрел дальше.
Он чувствовал, что его накололи, но где, понять не мог.
И его это ужасно нервировало.

Из-под приземистых кустарников за группой учеников пристально следили маленькие злые красные глазки. То ли это были сайгаки, то ли Нагвали, то ли мифический зверь Енотовидная Собака Пустыни, известная своей хронической бессонницей.

- Бред какой-то, - сказал Кид. - Напалм радиусом, и нет проблем. А этот придурок, обвешанный оружием, похож на героя какого-то дешевого боевика.
- Нельзя так выражаться, милое мое дитя, - огорченно сказал Шинигами-сама. - Откуда ты только понахватался этих ужасных жаргонизмов, скажи на милость? А этот придурок, обвешанный оружием и похожий на героя какого-то дешевого боевика, когда-нибудь может стать твоим преподом...
- Пригласите мне лучше гувернантку, многоуважаемый отец, - вздохнул Кид. - А лучше двух, и блондинок...

Штейн сделал еще пару шагов, и устало опустился на землю.
- Все, - сказал Штейн. - Путник отдыхает.
- Долго отдыхает? - сварливо поинтересовалась Коса.
- Пока не отдохнет, - отрезал Штейн.
Коса засветилась, превращаясь в Спирита.
- Прекрасные дамы, - раздраженно сказал Спирит. - А ну быстро слезли с моего осла. Кыш, кыш.
- Сам осел, - умиротворенно сказал Штейн. - И тупая Коса.
- С Повелителя моего, я имею в виду. Ишь, облепили. Может, с вами еще душами поделиться?
- Спирит-семпай, - огорченно воскликнул Молот, превращаясь в невысокую блондинку.
- И все норовит при ходьбе к нему в штаны залезть, - буркнул Спирит. - А я все вижу!
- Да пусть лезет... - умиротворенно сказал Штейн. - Как же хорошо сидеть... Не хватает только компьютера...
- Спирит-семпай! - смущенно взвизгнула блондинка.
- Спокойно, Мария, - Арбалет злобно сверкнул линзой прицела и превратился в Азусу. - Ты ни в чем не виновата.
- Водички бы, - пробормотал Штейн и закурил.
- Но, по правде, когда лезут в штаны, это здорово мешает ходить... - тихо сказала Азуса.
Штейн расслабленно упал на землю и затих, пуская дым в небо.
- Мы можем подавать сигналы! - обрадовалась наблюдательная Мария.
- Ага, космосу... - пробормотала Азуса.
- Вам карту дать? - бодро спросил Спирит. - Или сами?
Азуса насмешливо вскинула бровь.
- Предлагаю пари, - протянула она. - Спирит-семпай. Разделяемся на две команды, кто наберет меньше душ...
- ...танцует стриптиз на столе, - подхватил Спирит, подмигивая ошеломленой и покрасневшей Марии.
- На стуле, - зевнул Штейн. - Или вообще никак.
- Как бы то ни было, - согласились остальные в один голос.

Шинигами-сама смахнул слезу, выкатившуюся из верхнего правого отверстия Маски Смерти.
Он гордился своими учениками.
- А может, пару истребителей? - уныло спросил Кид. - Ну, если там и правда Кишин.
- Кишин... - задумался Шинигами-сама. - Кстати, мне тут недавно анекдот прикольный рассказали. Как-то раз туземцы поймали Шинигами-сама, Асуру Кишина и Аракуне, и сказали: кто из вас больше всех выпьет, того мы и отпустим, а остальных съедим...
- Лопата, Боже-мой-папенька, где это чертова лопата... - обреченно вздохнул Кид и приготовился слушать.

Девушки удалялись предельно женственно, гордо и с чувством собственного достоинства.
За женственность отвечала Мария, за все остальное - Азуса.
Спирит с легким сожалением глядел им вслед.
- Хорошо чешут, - сказал Спирит. - А вот если бы кто-то не сидел все это время за компьютером, а тренировал свое тело в полях и лесах, то все могло бы быть по другому.
- Сам бы их и нес, - ответил Штейн.
- Оружие, которое несет на себе Оружие, - возмутился Спирит. - Это же противоестественно! Ты мне еще предложи из базуки пострелять!
- Ладно, ладно, извини... - пробормотал Штейн. - Хотя идея мне понравилась.
- Нет уж, - твердо сказал Спирит.
- Пошли, что ли... - Штейн поднялся на ноги.

ТВС

запись создана: 14.01.2009 в 00:42

@темы: soul eater

---

Оружия Бога

название: Оружия Бога.
автор: Kate S. Mint
жанр: agnst. my precious agnst.
персонажи: Шинигами-сама, кучка Кос Смерти.
рейтинг: R
дисклеймер: не мое, и славно.

Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.

Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.

Есть непрерывное движение, вверх и вниз, есть глухо ноющие ожоги – везде, по всему телу, есть натянутые мышцы и связки, все происходит на весу, есть режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль.
Список повреждений:
Разрывы мягких тканей.
Химические ожоги слизистой.
Кровоточащие трещины.
Интересно посмотреть со стороны?
Обязательно посмотрим, но позже.

Сейчас мы посмотрим на двух Кос Смерти, устроивших себе девичник.

- Столько воспоминаний… Пятнадцать лет назад эта комната казалась мне огромной.
- Комната… Интересно, что сделал Штейн с моей коллекцией орхидей?
- Он пустил их на опыты, Мари-чан.
- Да нет же, он не мог! А знаешь…да.
- Да?
- Да. Держи бутылку.
- Держу. Когда я отсюда уезжала, мне казалось, что я умираю. Мне казалось, что из меня вытащили позвоночник. Мне казалось, что лучше десять раз подряд проснуться в отделении реанимации оттого, что невыносимо больно, и орешь от боли, и от этого становится немного легче…
- А я не могу.
- Что ты не можешь?
- Не могу кричать, когда больно. Когда я пришла в себя, я свернулась в клубок, неловко об этом говорить… твое здоровье, Азу-чан…
- Твое здоровье, Мари-чан.
- …так вот, когда я пришла в себя – о, мне казалось, что внутри у меня раскаленный штырь, ну там, знаешь… и еще там…
- Знаю.
- …и от боли я превратилась в Оружие. Врачи так ругались!

- Но на мне это никак не сказалось! – говорят обе в один голос.

- А тот молоденький врач так обаятельно улыбался, он хотел на мне жениться… Но как-то не срослось…
Мари тяжело вздыхает.

Смотритель Океании, Мари Мьелльнир, обладает всеми женскими достоинствами – у нее легкий нрав, аппетитная фигурка, смазливое личико и интригующая черная повязка, закрывающая левый глаз, она очаровательно бестолкова и в то же время мудра, но каждый раз, когда мужчина, сходящий по ней с ума, целует ее, она его отталкивает.
Легкое «оттолкнуть» Молота Мьелльнир оборачивается для потенциальных мужей сломанными носами и разбитыми в лепешку губами.
Потом Мари долго и путано извиняется.

- Мужчины не любят легкодоступных женщин, Мари-чан, - нравоучительно поднимает палец вверх Азуса.

Смотритель Восточной Азии, Азуса Юми, вообще не подпускает к себе мужчин. Она любит молоденьких девушек, шестнадцати-семнадцати лет, темноволосых, темноглазых аккуратисток в очках, она любит чрезвычайно жесткий секс, она любит смотреть на все это со стороны, через зеркальное стекло.
Ее глаза при этом чудно пусты.

- Другим было сложнее… - вздыхает Мари. – Я мальчиков имею в виду…
- Кто-то немного повредился головой, - кивает Азуса.
- О ком ты?
- О, Ками, Великий и Прекрасный, к тебе взываю…
- Хи-хи… Точно…
- Кто-то начинает орать в телефонную трубку, потому что боится больше всего на свете, что Шинигами-сама успеет что-нибудь сказать в ответ, хоть слово, и все тогда. Кто-то трубку и вовсе не берет.
- А по кому-то не видно.
- А по кому-то… Да он просто чертов мазохист! Я удивляюсь, как он вообще при таком раскладе ходить может, да еще этой своей пижонской походочкой, и руки в карманах, нет, ну ты видела, Мари? Он единственный из нас остался, даже Джастин не смог, а он – он остался, остался с Шинигами-сама, пока все мы тихо загибались каждый в своем углу, пока я загибалась в своей Восточной Азии, он…
- Ты про Спирита? Твой стакан совсем пустой, Азу-чан… А я хочу танцевать!
- Дурочка…

Кстати, про Спирита.

- Лучше бы я сейчас был с Шинигами-сама…
Удар наотмашь.
Очки летят на пол.
- Больной мудак, - криво улыбается Штейн. – Ты такой больной мудак, семпай…
Он думает, хорошо, что Спирит – это не Мари.
Мари бы он, наверное, не смог ударить в ответ.
Происходит мужская драка, которая нас не интересует, выделяется целая куча адреналина, который нас не интересует, двое мужиков катаются по полу лаборатории, злобно рычат и норовят приложить друг друга посильнее, никакой духовной силы, никаких спецумений.
Любой владелец псарни сказал бы, что это нормально.
Любой директор Академии Шинигами сказал бы, что это нормально.

Так вот, это нормально.
Если кто-то из них – бывший Повелитель Оружия, теперь номинальный Повелитель другого Оружия.
Если кто-то из них – бывшее Оружие, теперь – Оружие Бога.
Это нормально.

Оружия Бога.
Его Косы Смерти.
Тезис «Коса Смерти всецело принадлежит Богу» все они воспринимают слишком буквально.
Слишком безумно дословно.

Штейн хорошо разбирается в больных мудаках, как никто другой разбирается, ему положено.
Штейн знает этот город как свои пять пальцев, он никуда отсюда не выезжал.

Барельефы с Шинигами-сама.
Горельефы с Шинигами-сама.
Фонтаны с Шинигами-сама.
Постеры с Шинигами-сама.
Кружки, фирменные блокнотики, майки и прочее, прочее, прочее дерьмо.
Шинигами-сама сверхпопулярен, он – Свой-Парень-Смерть, когда ты будешь умирать, он придет к тебе и скажет – «Приветик! Чего лежим? Кого ждем? К`мон, детка!»
Впрочем, Город Смерти – закрытый город, просто так в него не попадешь.

Перед дверью, ведущей в любимый кабинет Бога, тот, который с синим-синим небом и изящными облачками и закрытыми окнами, прорубленными в пространстве.
Перед дверью, ведущей под арку гильотин, спящих в ожидании движения, Штейн вспомнит.
Вспомнит, как конструкт из стали, арок костей и наростов мышц придавил его к полу.
Челюстная кость механически двинулась – я помню.
- Я помню, - сказал Спирит. – Я не могу это забыть. Синхронизация с Богом. Черное выжженное пятно в голове. Ощущение движения. Возбуждение. Режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль и дикое напряжение. Белые вспышки перед глазами. Сухой треск сломанных костей. Как если бы ты сломал ветку дерева, такой вот. Ха-ха, оказывается, я ничего толком и не помню, Штейн. Все это проклятое черное пятно. Все оно. Если ты найдешь способ его вскрыть, ты будешь тащиться до конца жизни, и ничего тебе больше не будет нужно.
Будешь счастлив, как умственно отсталый, - сказал Спирит.

Штейн сумасшедший, но он не умственно отсталый.
Он шагает мимо Спирита, отстраненно глядящего куда-то вбок, дверь за ним закрывается.
Дружище Смерть сегодня изволит пребывать в одиночестве.
- Ваша Коса там под дверью топчется, - говорит Штейн.
- Спирит-кун такой виктимный… - вздыхает Шинигами-сама.
Бог, прикидывающийся придурковатой поп-звездой.
Чудовище.
Черный монстр со щупальцами, выделяющими кислоту.
Разъедающую слизистую.
Мерзкий извращенный монстр, который трахает свое Оружие, так, что оно потом попадает в реанимацию.
Впрочем, об Оружиях Бога позаботится кто-нибудь другой.
Бог ограждает его от безумия.
Это достаточная плата за все.
А волноваться об этической стороне вопроса – это не к Штейну.
Штейн кивает -
- Ага, у него всегда получалось хорошо устроиться.

Вот еще один нюанс взаимоотношений Бога и его Оружий.
Если он по какой-то причине исчезнет, лучше будет, если кто-нибудь их пристрелит.
Из соображений человеколюбия, разумеется.
Руководствуясь одной только гуманностью.
Они его любят.
Нет, не так.
Не так…

Когда они стояли перед ним, его жертвы, его Оружие, его Косы Смерти, они были как цветы, тянущиеся к солнцу.
Почти незаметно для глаза вздрагивали, подаваясь вперед и останавливая себя усилием воли.
Все они.
Кто-то контролировал себя лучше, кто-то сжимал кулаки, пытаясь справится с собой.
К примеру, Мари.

К примеру, Мари…
Она была похожа на раздавленную гусеницу в белом коконе простыней.
Лежала, смотрела, и смотрела, и смотрела себе в потолок.
Штейн позвал ее, она перевела взгляд на него.
Ее правый глаз остановился на Штейне, такой же непроницаемый и бессмысленный, как черная повязка, закрывающая левый глаз.
Может, даже более бессмысленный.
Мари осторожно пошевелилась, замерла, резко втянув в себя воздух.
Потом сказала – я помню. Я не могу этого забыть. Синхронизация с Богом…

Она была второй, сначала был Спирит, и Штейн уже не удивлялся.
Уже не предлагал помочь.
Слушал и кивал.

Сейчас он тоже слушает и кивает.
- Общение со Спиритом тебя слишком расслабляет, - досадует Шинигами-сама. – Ну как вы умудрились Кишина-то проебать?
А как вы умудрились, молчит Штейн.
Но тссс!
Говорят, Шинигами-сама подвластны человеческие мысли и устремления.
Возможно, тихий голос в твоей голове – это вовсе никакой не Кишин…
Возможно…

То, что с профессором Штейном «не все в порядке» - это видно невооруженным глазом.
Даже не так.
С профессором Штейном совсем все не в порядке.
В общем-то, ничего нового с ним не происходит.

Где-то рядом, в комнате Азусы, две Косы Смерти обнимают друг друга за плечи, за шею, за талию и горько рыдают.
Им не хватит всех слез Тихого Океана, чтобы выплакать всю горечь, всю тоску, весь страх брошенных детей Бога, сходящих с ума без любви и внимания.
Им хочется еще немного запрещенного.
Еще немного немыслимого.
Еще немножечко, совсем немножечко быть там, за границей черного пятна, выжженного в голове.
Где нет страха.
Где нет боли.
Где нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.

В комнате пахнет перегаром.

- Теперь твоим постоянным напарником будет Мари. Вопросы, дружок?
- Значит, Мари, - равнодушно пожимает плечами Штейн.
Он не боится ничего, кроме безумия, дышащего ему в спину.
По сути, в нем нет ничего сложного.

Оружие Бога – это не должность, это группа риска.
Слишком большая текучесть кадров.
Оружие Бога неуязвимо только в руках Бога.
Само по себе – это такое же Оружие, как и остальные, просто сильнее.
Шестьдесят процентов не выдерживают синхронизацию.
Их хоронят тут же, ходить далеко не надо.
Двадцать процентов сходят с ума.
Их убивает сам Шинигами-сама, и перед смертью они кричат от счастья.
Двадцать процентов выживают.
Такая вот арифметика.

Когда Коса Смерти предстает перед глазами Бога, и чтобы запустить процесс синхронизации, нужен телесный контакт.
Шинигами-сама, старый, наученный горьким опытом Шинигами-сама, невесомо, предельно ос-то-рож-но кладет ладонь на макушку кандидата.
Он хочет сказать – всего, что ты сейчас увидишь, не существует.
Все это не так.

Но что-то говорить уже бессмысленно.
Поэтому Шинигами-сама садится пить чай.
Или играет сам с собой в подкидного дурачка.
Или разговаривает с кем-нибудь через зеркало.
Или просто смотрит.
В последнее время чаще всего он смотрит.
Смотрит, как девчонок или мальчишек, его Оружие, изламывает под немыслимыми углами, как на их коже проступают ожоги, синяки и рваные раны.
С усталым и нездоровым любопытством прикидывает, что на этот раз творится в голове у Оружия.
А потом природный оптимизм берет свое.

Люди всегда дрочили на Смерть, философски размышляет Шинигами-сама, поворачивается к зеркалу и вызывает медиков.

В их представлении я похож на какого-то черного монстра, философски размышляет Шинигами-сама, тщательно скрываемое отвращение медиков ему неприятно.

Возможно, стоит поменять имидж, философски размышляет Шинигами-сама, и рассеянно листает каталог ярких венецианских масок.

Маски равнодушно улыбаются и щурят ярко накрашенные пустые глаза.

FIN

запись создана: 24.01.2009 в 22:22

@музыка: gorillaz - elmanana

@темы: soul eater

---

Фрагменты мозаики

фэндом: Soul Eater/
жанр: махровое ангстище. или психологическая драма)
пейринг: штейноспириты. или спиритоштейны. кому как больше нравится.
рейтинг: R

Этой весной ночи были холоднее, чем обычно.
Спирит поежился и решительно потянул дверь на себя.
В комнате царил сумрак, пятна света от настольной лампы падали на темные стены неровными полосами и овалами.
- Сидишь? – Спирит шагнул в комнату и остановился за спиной Штейна, глядя, как по экрану ползут строчки.
Штейн неопределенно мотнул головой, не отрываясь от монитора.
- Она просто чудо, эта маленькая Повелительница Кос! Это любовь всей моей жизни, Штейн! – Спирит не мог долго стоять на месте, его переполняла энергия.
Он развернулся на месте, прошел к дивану, с размаху плюхнулся на него, потом вскочил на ноги, распахнул холодильник, достал оттуда две банки колы.
- Будешь много учиться, у тебя грибы на голове вырастут, - сказал Спирит и поставил жестянку на стол рядом с клавиатурой.
- Весна в этом году началась у тебя неожиданно рано, семпай, - отозвался Штейн.
- Ничего, вот стукнет тебе шестнадцать, и ты меня поймешь! - весело воскликнул Спирит. – Как-то прохладно тут, правда?
- Тринадцать градусов, - пробормотал Штейн. – Думаю, прохладно.
Он открыл колу, повернулся на кресле к Спириту.
- Окно закрывать не пробовал? – прищурился Спирит.
Штейн пожал плечами.
- В тепле я начинаю засыпать.
Спирит утомленно закатил глаза, подошел к окну и закрыл его, потом вернулся на место.
- Ну и поспал бы. Нужно делать то, что хочется.
- Когда я начинаю делать то, что хочется, ты всегда меня останавливаешь, - Штейн снял очки, он смотрел куда-то в пол. – Начинаешь кудахтать, как курица. Тупая Коса.
Спирит был непрошибаем.
- Тупая? Ты считаешь? – удивился он и протянул руку вперед.
Из его руки выросло черное изогнутое лезвие, Спирит покрутил его, внимательно разглядывая заточку.
- Да нет же, не тупая, – сказал Спирит.
Штейн по-прежнему смотрел в пол, держал в руке банку колы, под его глазами собирались тени.
- Тебе правда надо поспать, - сказал Спирит. – Выглядишь ужасно.
Штейн опять пожал плечами, разворачиваясь к монитору, от этого движения свитер на его спине собрался в складки и опять расправился.
- Рассказать тебе сказку на ночь, Штейн? – Спирит вздохнул и бросил взгляд в сторону двери.
Штейн уселся верхом на кресло, так, что его подбородок уперся в спинку кресла.
- Спляши мне колыбельную, - насмешливо бросил Штейн. – Сдается мне, тебя мучает совесть, семпай.
Теперь Штейн смотрел прямо, прямо в глаза Спирита, спрессованная духовная энергия превращало яркий цвет его радужки во что-то тусклое и тревожное.
- О чем ты говоришь, не понимаю, - Спирит отвел глаза. – Как обычно, бредишь.
- Как обычно, - согласился Штейн. – Я еще поработаю, ладно? Не ожидал таких результатов эксперимента, интересно.
Он поставил банку колы на пол, у ног, и закурил.
Неожиданно Спирит почувствовал вялость и апатию, почувствовал себя так, как будто был сложный бой, и они победили, но сил не осталось совсем.
Он откинулся назад, на диван, посмотрел в потолок.
Тени от лампы, лежащие на потолке, едва заметно шевелились.
Запах табака усиливался и усиливался, почти до тошноты.
- Это, Штейн, - сказал Спирит. – Знаешь, тут такое дело…
Он замолчал.
Штейн продолжал сидеть в той же позе, обнимая спинку кресла, не возвращаясь к работе, ожидая.
- Я хотел бы стать Оружием моей принцессы. Ну, это как-то более естественно, правда? То есть я имею в виду, что раз мы с ней…
Спирит замялся.
- Хорошо, - сказал Штейн. – Договорились.
Спирит удивленно посмотрел на Штейна.
- Договорились? Что, и все?
- А чего еще ты ожидал? – взгляд Штейна был удивленным и немного раздраженным, ему хотелось вернуться обратно к результатам эксперимента.
- Я ожидал, что ты начнешь меня отговаривать, - медленно ответил Спирит. – Скажешь – «Не делай глупостей». Скажешь – «Это разобьет сильнейшую пару в Академии». Скажешь – «Давай поговорим об этом завтра», да черт побери, скажешь хоть что-то кроме этого своего сраного «договорились»!
Спирит начал выходить из себя.
Штейн смотрел на него, не шевелясь, сигарета медленно тлела в углу его рта.
- Эй, Штейн, - позвал Спирит. – Тебе что, правда все равно?
Штейн моргнул, тряхнул головой – пепел упал с сигареты на пол - и пробормотал –
- Вырубает. Надо поспать. Ты был прав, семпай.
Спирит сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти.
Этот мелкий засранец, этот сильнейший Повелитель Академии, в последнее время он был особенно невыносим.
Спирит решил, что виноват переходный возраст.
Штейн вздохнул, опустил голову, светлая челка свесилась вниз, скрывая лицо.
- И не буду я тебя отговаривать, - продолжил Штейн. – Нужно делать то, что хочется, верно? Вот и делай.
- Да уж, - сказал Спирит, - Тебе понадобится новое Оружие.
- Ага, понадобится, - Штейн кивнул. – Может, подскажешь кого?
Спирит задумался.
- Мари Мьелльнир?
- Это кто?
- Ну, милая Мари. Светленькая такая. – Спирит нарисовал в воздухе восьмеркообразный силуэт. - Она по тебе с прошлого года сохнет, между прочим.
- А, эта? – Штейн поднял голову, уставился на Спирита с неподдельным интересом.

Спирита почти перестала мучить совесть.
Мир опять стал ярким и сияющим, наполнился восхитительной любовью к чудесной и взбалмошной Повелительнице Кос, которая ждала его в коридоре этажом ниже.
Сначала она хотела вызвать Штейна на дуэль, но Спирит не был готов потерять любовь всей своей жизни.
Он мог бы сказать ей, что Штейна раздражают дуэли, что Штейн считает их глупостью и пустой тратой времени, что Штейн сражается на дуэли так, как будто это настоящий бой, который нужно закончить как можно быстрее.
Спирит не стал рассказывать все это прекрасной Повелительнице Кос, у него был более действенный метод убеждения.
Он просто поцеловал ее, и она согласилась подождать Спирита в коридоре, пока он сам все уладит.

- Нужно попробовать… - нерешительно протянул Штейн. – Но почему бы и нет…
- Ты просто не представляешь, - вдохновенно вещал Спирит, - как это офигенно, когда ты связан с прекрасной девушкой, и особенно, когда вы сливаетесь в одно целое…
- Ты сейчас о чем, семпай? – прищурился Штейн.
- Короче, завтра нас ждет чудесное утро, весна и любовь! – Спирит был так счастлив, что ему хотелось осчастливить весь мир, включая бывшего напарника.
- Ладно, ладно, я понял, - сказал Штейн. – Спокойной ночи, семпай. Или наоборот, беспокойной. Какой бы то ни было.
Его сигарета почти дотлела, длинный столбик пепла изгибался вниз.
Вот-вот сломается и упадет.

Спирит встал с дивана.
Подошел к двери.
В тот момент, когда он шагнул в дверной проем, он почувствовал, неожиданно и по-настоящему больно, до беспамятства, до искр в глазах – почувствовал, как его разрывает на две части.
Его повело в сторону; не видя ничего вокруг, он привалился к дверному косяку, ему хотелось материться и плакать от боли.
Его никто не предупреждал, что это будет так больно.
Внезапно его голову наполнили звуки: шорох пепла, скатывающегося по спинке кресла на пол, жестяной скрежет, удар, всплеск и шипение пены, оседающей и растекающейся по полу лужей липкого сиропа.

Спирит отлепился от дверного косяка, поднял руку, сложив пальцы в победном «V», и осторожно, преодолевая головокружение, побрел прочь по коридору.

Всегда нужно делать то, что хочется.
Он был в этом свято уверен.

***

Штейн изменился. Теперь его кожу покрывала сетка тонких шрамов, похожих на швы.
Как будто кто-то разрезал его на части и аккуратно сшил заново.
Зная Штейна, можно было без труда угадать, кто.
Руки он держал в карманах и казался спокойным и скучающим.
И он был без своего Оружия.
- Птичка моя, я на пару минут, - Спирит вывернулся из-под руки своей Повелительницы, схватил Штейна за плечо и поволок его за угол. – Не скучай!
Он толкнул Штейна в каменную нишу, улыбка мгновенно исчезла с его лица.
Его глаза блестели сухо и загнанно.
- Штейн, как жизнь? – спросил Спирит. – Сто лет не виделись. Дружище.
- Ничего нового, - ответил Штейн. – Семьдесят пять плюс ноль. Мы с Мари заново начали души собирать. Лажанулись с ведьмой.
- Надо же, - покачал головой Спирит. – Какие вы с Мари все-таки молодцы. Вы тренируетесь отдельно от группы, но я вроде слышал, она – Молот?
- Вроде того, - сказал Штейн. – Вроде того…
- А с тобой что? – спросил Спирит.
- В смысле? – удивился Штейн.
- Вот это, - Спирит ткнул пальцем в шрам, очерчивающий скулу Штейна. – Вот это, - он провел рукой по шраму на шее, прячущемуся в воротнике свитера. – Вот это все.
Штейн сжал запястье Спирита и отбросил его руку в сторону.
- Это у тебя галлюцинация.
- Откуда это все?! – Спирит почти кричал, он схватил Штейна за горло и прижал к стене. – Что ты еще натворил, пока меня не было рядом?!
- Семпай, - мирно сказал Штейн. Ладонь Спирита на его горле была металлически-холодной. Штейн дотронулся до его плеча.
- Вот здесь. Лезвие. Сейчас.
Спирит досадливо дернул головой, из его плеча выросло черное, изогнутое лезвие.
- Отвечай немедленно! - рявкнул Спирит.
Штейн провел ладонью по лезвию, приложил ее к своему лицу, ухмыльнулся широко и безумно.
Когда он убрал ладонь, на его лице отпечаталась красная смазанная линия.
- Это могло быть и так, - сказал Штейн.
Его ладонь легла на лоб Спирита, закрывая ему правый глаз.
Спирит вздрогнул, разжал пальцы.
- Или так, - сказал Штейн.
Спирит подался назад, пытаясь оторвать руку от горла Штейна, светящиеся нити, сшивающие воедино кожу его ладони и шею Штейна, натягивались, но держали.
- Что это за…
- Или так, - умиротворенно произнес Штейн, закрывая ладонью рот Спирита. – Я слышал, твоя очаровательная жена беременна, как у тебя только ума хватило потащить ее в бой, семпай.
Спирит закрыл глаза и сделал шаг назад. Его руку ничего больше не держало, она бессильно упала вниз.
- Вот же тупая Коса, - все так же умиротворенно, ласкающее пробормотал Штейн.
Его ладонь соскользнула с лица Спирита.
Спирит чувствовал, как кровь Штейна остывает на его губах.
- С ней ничего не случится, - убежденно сказал Спирит. – Правда, ничего. Если понадобится, я заслоню ее своим телом. Или твоим, раз уж ты здесь, - Спирит улыбнулся.
Говорить с закрытыми глазами оказалось совсем просто.
- Просто она очень хотела пойти. Ты не понимаешь, это… это связь между Повелителем и Оружием… В смысле, понимаешь конечно, но…
Штейн молчал, так говорить было еще проще.
- Мы не можем обходиться друг без друга. Мы все время вместе. Очень удачно, что она – моя жена. Очень удачно, что я ее люблю. Очень удачно, что она - мой Повелитель. Нам осталась одна несчастная душонка, у нас уже девяносто восемь плюс один, ерунда, а не задание, - Спирит улыбнулся, все так же не открывая глаз. – Скоро я стану Косой Смерти. Она очень хочет, чтобы я стал Косой Смерти. Говорит, это подарок нашей Маке к ее рождению…
Штейн молчал.
Спирит чувствовал, как из него рвутся слова, вылетают наружу и исчезают, Спирит чувствовал такую сумасшедшую, огромную легкость, как будто он был старой комнатой, наполненной хламом и пылью, но кто-то открыл окна и двери, и разлетелись бумаги, зазвенели подвески люстры, захлопали дверцы старых, источенных червями шкафов, все ненужное закружилось и исчезло, подхваченное ветром.
- А знаешь, что? – Спирит открыл глаза. Подмигнул Штейну и прошептал. – Прикрой меня по старой дружбе, а, Штейн? Тут в Академии появилась одна преподавательница, замужняя, но ух, какая горячая, искры так и летят, хотя ты все равно не поймешь. Можешь сказать моей жене, что сегодня вечером у нас с тобой небольшой мальчишник? Хотя… Мария, блин… Женская солидарность…
- Мария все подтвердит, - Штейн улыбнулся. – Пойдем, тебя жена ждет. Добудем тебе еще одну несчастную душонку, семпай.

***

Странно вела себя эта пара. Оружие уходило от атаки, защищая Повелительницу, Повелительница пыталась вынудить Оружие нападать, не желая признавать свою уязвимость.
Темный узкий склеп, затерянный в пустыне, куда они пришли, чтобы убить потенциального Кишина, и без того был не самым удобным местом для косы, так еще и партнеры, казалось, нарочно сговорились мешать друг другу.
Только они не сговорились.
Они друг друга почти не чувствовали, диссонанс усиливался с каждым мгновением.
- Спирит, да что ты делаешь! – крикнула девушка.
Спирит промолчал, тусклый блик скользнул по черному металлу, и девушка остановилась, неловко отпрянула назад.
Штейн ударил полумонстра-получеловека духовной энергией, на мгновение сосредоточился, и нити отозвались, пришивая врага к полу.
- Бей, - сказал Штейн. – Немного неподходящее время для семейных разборок.
- Пошел ты, - фыркнула Повелительница Кос, морщась от подступающей дурноты. – Сама справлюсь. И без тебя, и без этого недоделанного.
- Тогда ты бей, недоделанный, - флегматично сказал Штейн. – Еще две-три минуты, и твоя Повелительница не сможет даже комара убить.
Оружие казалось мертвым куском железа.
Штейн присмотрелся, две души разъединялись, отталкивались, колюче потрескивали, обжигая друг друга искрами.
Из углов повеяло холодом.
Монстр извивался и злобно рычал, пытаясь оторвать себя от пола.
Вот оно как происходит, когда…
С громким металлическим звяканьем коса упала на каменный пол, а девушка трясла обожженной рукой, неверяще глядя себе под ноги.
Вот оно как происходит…
Она вскинула голову, зло суживая глаза, процедила -
- Вот только предложи свою помощь, Штейн, и я тебе обещаю, ты не жилец.
- Да вы работайте, работайте, не обращайте на меня внимания, - Штейн отвернулся, закурил и сунул руки в карманы куртки, внимательно разглядывая стену склепа. – Я вообще не понимаю, зачем меня с вами сюда послали.
- Врешь, - неожиданно откликнулся Спирит где-то в его голове. Его голос казался тусклым, каким-то механическим и прерывистым, как будто магнитная пленка, на которую его записали, была на последнем издыхании. – Ты ведь сейчас врешь, Штейн.
- Тебе сейчас больно, семпай. Вы вошли в диссонанс. Ты не хочешь, чтобы она до тебя дотрагивалась. Ты бы сам уже сто раз убил эту тварь, но боишься скандала дома. Ты подкаблучник, семпай. Ты такой восхитительный, невозможный подкаблучник, что не можешь даже защитить свою жену, которая еле стоит на ногах, потому что боишься, что она тебя потом отругает, - Штейн с удовольствием вколачивал слова, одно за другим, в расплывающееся, агонизирующее сознание Спирита.
Голос Спирита в его голове затих, осталось только слабое, почти неслышное дыхание.
Потом исчезло и оно, и в тот же момент коса, лежащая на полу, полыхнула белым, превращаясь в человека.
Человек поднялся на ноги, ласково взъерошил волосы девушке, сидящей на полу и прикрывающей рукой живот, и шагнул вперед.
- Ты так прав, что мне аж самому противно, - усмехнулся Спирит в его голове.
Штейн раздраженно поморщился, не оборачиваясь. Он ненавидел, когда Спирит начинал изображать из себя такого ироничного, сильного и обескураживающе-прямого парня. Спириту это не шло, потому что на самом деле он был тупой Косой, подкаблучником и его личным хомячком для экспериментов.
- Я не хочу вообще ничего знать об этих твоих экспериментах, понял? – обиженно откликнулся Спирит. – Я бы мог и дальше делать вид, что ничего не знаю, если бы жена не увидела эти странные шрамы и рубцы. Это было подло с твоей стороны, Штейн, воспользоваться тем, что я крепко сплю!
Спирит легко, танцующе развернулся, крестообразно вскинул руки вверх, резким и молниеносным движением опустил их, два черных лезвия пропороли тело чернокнижника.
Не останавливаясь, закручивая себя спиралью, Спирит взлетел в воздух и описал длинную дугу ногой-лезвием, плеснуло красным, голова чернокнижника отлетела в сторону, кровь ударила фонтаном из перерубленной шеи.
Штейн прикурил сигарету, небрежно швырнул окурок за плечо и негромко зааплодировал, оборачиваясь к Спириту.
- Молодцы, вы смогли. Сделали Косу Смерти, - сказал Штейн. – Но мы с Мари вас скоро догоним. В общем, пойду я…
Молоденькая девушка, жена Спирита, казалась такой бледной, как будто из нее выпустили всю кровь, она переводила растерянный, обморочный взгляд с Штейна на Спирита, и обратно.
- Я выиграл, а ты проиграл, - откликнулся Спирит. – Убегаешь?
- Хорошо, я останусь. Это просто мечта всей моей жизни, смотреть на то, как ты жрешь.
- Приятного аппетита, восхитительный Спирит-семпай, - Спирит подмигнул ему насмешливым синим глазом, двумя пальцами ухватил душу чернокнижника и отправил ее себе в рот.
- Смотри не подавись, - Штейн нетерпеливо постукивал пальцами по стене склепа.
Спирит замер.
- Ой, - неслышно сказал Спирит. – Мамочки.
Мир взорвался, огромный серый вихрь поглотил Спирита, расширяясь, сверкая молниями.
Штейн одним прыжком переместился к жене Спирита, прижал ее к себе, закрывая руками ее уши, заслоняя ее своим телом.
Она слабо трепыхалась и пыталась вырваться.
Ветер больно ударил его по спине, Штейн почувствовал, как расходится плотная, утепленная куртка, и свитер пропитывается чем-то влажным и горячим, пропитывается его кровью, чертов Спирит, чертова тупая Коса…
Спирит упал на колени, он обрастал лезвиями, так, как если бы его пронзили сотней мечей одновременно, его голос доносился до Штейна слабо и приглушенно –
- Обалдеть, как круто… Жаль, что меня сейчас не видят девчонки из «Чупакабры»…
- Если бы ты посмотрел на себя со стороны, ты бы обрадовался, что они тебя не видят, - ответил Штейн.
По тонким металлическим серпам проскакивали молнии, вихрь сжимался, вращаясь все сильнее и сильнее.
- Да ты просто завидуешь… - эхом откликнулся Спирит.
Порывы ветра мешали до него дотянуться, а его жена судорожно всхлипывала, вцепившись в отвороты куртки Штейна.
- Да чтоб ты превратился в дурную тварь типа Эскалибура, - от всей души пожелал Штейн.
- Штейн… - пробормотал Спирит где-то совсем рядом. – Блин, у меня сейчас вообще крыша съедет… Прекрати это как-нибудь, пожалуйста. Как угодно… Штейн…
Штейн ничем не мог помочь Спириту.
Правда ничем, он был в этом уверен.
Тонкий, прошитый бесчисленными молниями столб крутился с невообразимой скоростью, а потом беззвучный гром ударил о землю, и вихрь распался на слабые дуновения ветра, едва ли способные растрепать волосы.
Одним гибким, неестественно медленным движением Спирит поднялся на ноги.
Открыл глаза.
Улыбнулся.
- Мне хорошо, - удивленно сказал Спирит. – Как никогда в жизни хорошо.
Штейн разжал руки, перекрещенные на спине девушки, обессилено откатился в сторону, выплевывая потухшую сигарету.
Он ненавидел чувствовать себя беспомощным.
Спирит подошел к жене, присел перед ней на корточки, дотронулся до подбородка, мягко приподнимая ее лицо вверх.
- Я тебя напугал, да? – ласково спросил Спирит. – Прости, рыбка моя. Ты молодец, ты справилась. Пойдем к Богу?

Потом ее тошнило желчью и кровью, а Спирит придерживал ее за плечи и растерянно смотрел в спину уходящему Штейну.

***

Она сказала – разве ты сам не видишь? У нас с тобой не осталось ничего общего.
Ее лицо было серьезным, и печальным, и сосредоточенным.
Он обернулся, нежно улыбнулся Маке, выглядывающей из-за занавески.
- Мака, солнышко, иди к папе.
Восьмилетняя Мака нахмурилась, выражение детского личика стало очень знакомым, она отрицательно помотала головой.
Осторожно посмотрела на мать, и спряталась обратно за занавеску.
У нас с тобой не осталось ничего общего, - повторила она. – Я не могу больше работать с тобой в паре... но ты этого не заметил, Спирит. Когда ты превращаешься в Оружие, и я беру тебя в руки… Я вообще ничего больше не могу.
Все уладится… - он покачал головой, сам себе не веря. – Тебе просто нужно отдохнуть. Ты сильная. Ты умная. Ты – моя жена. Мы должны быть вместе, ты, я и Мака.
Спирит, я прошу тебя, Спирит, - она зябко обхватила плечи ладонями, качаясь вперед и назад в такт своим словам. – Прошу тебя, оставь нас в покое. Оставь меня в покое, оставь Маку в покое. Когда ты рядом, мне так плохо, так плохо и страшно, Спирит, я схожу с ума, когда тебя вижу, ты стал чем-то чужим и страшным…
Она замолчала и уставилась в ковер у своих ног, разглядывая что-то невидимое.
- Глупости, - сказал он. – Ты преувеличиваешь.
- Уходи, пожалуйста…

Спирит зло пнул пустую банку, валяющуюся на дороге, так, что она отлетела по дуге и с жестяным скрежетом ударилась о стену.
Ему было холодно, ему было ужасно жалко себя.
Спирит подышал на стекло чужого окна и вывел пальцем цифры – «42-42-564».
Стекло помутнело, налилось небесной лазурью, наполнилось солнечным светом, украсилось изящными белыми облачками.
- Спирит-кун! Только что тебя вспоминал, чувак, богатым будешь! – Бог Смерти восторженно махал белыми рублеными ладошками и радостно ворковал. – Как делишки, дружок? Как семья?
Белая маска Бога таращилась на него пусто и бессмысленно, в голосе Бога чудилась ехидца.
- Спасибо, хреново, Шинигами-сама, - уныло сказал Спирит. – Меня жена из дома выставила.
- Бодрись, Спирит-кун, бодрись! Мой прадед всегда говорил – когда тебе хреново, найди кого-то, кому еще хреновее, и тебе станет офигенно!
Угольно-черная размытая фигура Бога чуть покачивалась, как будто была легче перышка.
Угольно-черное пятно в голове Спирита покачивалось ей в унисон.
- Я знаю, что мне точно поможет, - оскалился Спирит. – Есть пара-тройка ведьм на территории города, о которых докладывал отдел разведки. Не хотите тряхнуть стариной, а, Шинигами-сама?
- А можно мне другого ребенка? – Бог умоляюще сложил ладошки. – Потому что этот очень уж хитрожопый вырос.
- Вас будут обожать еще больше, - безнадежно сказал Спирит. – О, Ками-сама, великий, грозный, все такое.
- Спирит-кун, я что, похож на таблетку от головной боли? – полюбопытствовал Бог.
- Ну хотя бы в руках подержать, - сказал Спирит. – Вам что, трудно?
- Или на бутылку виски? – Бог начал выходить из себя.
- Никто меня не ценит, - уныло сказал Спирит.
- Если бы не ценил – давно прибил бы зануду, - голос Бога стал скрипучим и раздраженным.
- Оружие в руках Бога перестает быть собой, - пробормотал Спирит. – Забывает обо всем. И ничего не чувствует. Душа Бога слишком велика, чтобы с ней можно было синхронизироваться, оставаясь в сознании.
- Ага, разорвет, как того хомячка, - польщено сказал Бог. – Стопудово.
- О, Ками-сама, великий, грозный, все такое… - бодро начал Спирит.
- Обломись, - ответил Бог. – Вон, к Штейну прогуляйся. Он, после того, как получил в свое распоряжение лабораторию, такой добрый стал, все норовит окружающим помочь. Прибавить лишнее или убавить нужное. То есть наоборот, конечно же. Он и тебе поможет. Я прямо-таки уверен.
- Я прямо-таки уверен в обратном, - буркнул Спирит.
- Не колебет, - отрезал Бог и нетерпеливым жестом оборвал связь.
Спирит тяжело вздохнул.
Лаборатория Штейна стояла на краю города, ее стены были исчерчены рубцами и швами, тени причудливо изогнутых деревьев ложились на стены дугами и стрелками.
Окна тускло светились.
Спирит поднялся по лестнице к порогу, вздохнул еще тяжелее и постучал в дверь.
- Штейн, привет! А я в гости! Ты, наверное, по мне страшно соскучился!
За дверью упало что-то тяжелое.
Он подождал еще немного, и постучал сильнее.
- Холодно, блин, на улице! Открывай, Штейн!
Из-за двери послышалось –
- Я сейчас не могу открыть. Тебе придется подождать.
Желтый месяц покосился на Спирита, скорчил дебильную рожу и заржал.
Спирит возмущенно пнул дверь, и собрался было уходить.
Как никогда, он чувствовал себя идиотом.
- …перепутал себя и отражение…
Спирит прислушался.
- …нужно было слева направо, а я врезал его справа налево…
- Кому и куда ты врезал? – поинтересовался Спирит. – Ты что там, пьешь в одиночку, а, Штейн?
- Себе.
Спирит сильно дернул дверь за ручку, она была ожидаемо закрыта.
- В голову, - после небольшой паузы ответил Штейн. – Имплантант... Устройство… Как бы тебе объяснить, семпай, чтобы ты понял…
Спирит навалился плечом на дверь.
- …ну, такой большой металлический болт. Я перед зеркалом делал операцию, ужасно неудобно было. И все время забывал, что нужно делать дальше… Хорошо, что я перед этим записал всю последовательность…
Дверь развалилась на две части, разрубленная по диагонали, и больно ударила Спирита по ногам.
- Какой еще, мать твою, болт, - тихо и страшно сказал Спирит.
В помещении пахло кровью, медикаментами и чем-то странным, вязким и сладким.
Возможно, это был запах безумия.
Глаза медленно привыкали к сумраку.
- Под ноги смотри, придурок, - послышалось откуда-то снизу.
Под ногами лежало что-то темное и бесформенное.
Спирит наклонился, дотронулся рукой – оно было живое, или выглядело живым.
- Штейн, ты, что ли? – тупо спросил Спирит. – Ты живой, нет?
Внезапно на него навалилась равнодушная сонливость.
Жена, Мака, Шинигами-сама, Штейн, умирающий на полу после какого-то своего безумного эксперимента, другие Косы Смерти, все его случайные подружки, весь мир – все это стало смутным и неинтересным.
Все это происходило с кем-то другим, с кем-то, о ком Спирит ничего не знал и знать не хотел.
- Помочь? – спросил Спирит.
- Не стоит, - ответил Штейн.
- Я у тебя тут посижу, ладно? – сказал Спирит.
- Без проблем, - сказал Штейн. – Сколько угодно.
- Я теперь вроде как холостяк.
- Вроде как да. Жена указала тебе на дверь, и ты пошел.
- Ты откуда знаешь.
- Догадался. В тебе нет ничего сложного, семпай.
- Это точно…
Спирит опустился на пол, спиной к стене, рядом с лежащим Штейном.
Ему не было ни хорошо, ни плохо, он молча смотрел, как черные тени клубятся в углах лаборатории.
Штейн пошевелился, приподнялся на руках, осторожно сел, откинувшись на стену.
- Слушай, Штейн, - сказал Спирит. – Есть одна идея. Уверен, тебе понравится.
- Валяй.
- Ты можешь приспособиться к любому Оружию, я теперь тоже могу приспособиться к любому Повелителю. Чего бы нам не приспособиться друг к другу? Мария вряд ли в ближайшее время приедет, я слышал, она у себя в Океании вроде как собирается замуж. А тебе в любом случае нужно тренироваться.
Штейн молчал.
- Офигел от счастья, - сказал Спирит. – Не каждый день такое предлагают.
Штейн молчал.
- Так что? – не выдержал Спирит.
- Я думаю, - ответил Штейн.
- Он еще думает! – возмущенно воскликнул Спирит. - Ты знаешь, я замерз ужасно. Пока в дверь к тебе долбился. Ты меня чаем или кофе поить собираешься?
Штейн закрыл глаза, слабо улыбаясь.
- ...и я не взял с собой свою любимую пижаму, у тебя есть что-нибудь такое, с мишками? - тихо сказал Штейн, закуривая сигарету.
- ...и я не взял... - начал было Спирит и осекся.
Освещенный тусклым огоньком зажигалки, Штейн казался больным и старым. Растрепанные волосы, темные пятна, проступающие на бинтах, обмотавших голову, недельная щетина.
Его рука с сигаретой дрожала.
Ему всего двадцать четыре года, подумал Спирит.
Усраться можно, ему всего двадцать четыре года.

- Сам кофе сделаю, - буркнул Спирит. - Так уж и быть. Ты вообще как... - он задумался, соображая, как бы потактичнее поинтересоваться у Штейна, не планирует ли тот в ближайшие несколько часов умереть.
- Семпай, - Штейн обернулся к Спириту. - Извини. Я не нарочно, правда. Я проснулся оттого, что кто-то стучал в дверь. Я... видимо, еще не до конца пришел в себя. Пошел открывать дверь и потерял сознание.
Его голос был голосом шестнадцатилетнего мальчишки, самого лучшего Повелителя во всей Академии, удивительно трезвомыслящего циника, привыкшего играть со своим безумием.
Привыкшего, что достаточно одного взгляда, чтобы боялись, до истерики, до оцепенения.
И привыкшего, что на семпае это не работает.
"Верно, ему хреновее, Шинигами-сама", - вздохнул Спирит и побрел искать кофе.

***
Чудовищный эгоизм Спирита подействовал неожиданно бодряще. Штейн решил, что уже через неделю можно будет продолжить тренировки, а сейчас - душ, кофе и печальная история о том, как семпая бросила жена.
Откуда у нее столько терпения, задумался Штейн. Он был уверен, что если бы не диссонанс, каждый день, каждый час, каждую минуту разъедающий ее душу, возможно, она терпела бы спиритовские выходки и дальше. Это потому, что она его любит?
Да... так было лучше.
Штейн размотал грязные бинты и выбросил их в мусорное ведро.
Швы практически зажили, само устройство ощущалось внутри головы как молочно-белая нить.
Когда оно настроится на его частоту, он сможет управлять безумием, а может быть, и уничтожить его совсем.
А если все будет совсем плохо, он сможет спрятаться внутри устройства от безумия. Сможет выжить.
Чем старше становился Штейн, тем сильнее в нем становился страх.
Страх быть сожранным безумием заживо.
Страх заставлял его отслеживать каждый свой шаг, избегать лишних эмоций, держаться в рамках дозволенного.
Страх упрямо и холодно возводил все новые и новые стены на пути у безумия.
Безумие не сдавалось, шептало и шептало - вкрадчивым голосом, знакомым с детства -
- Чего ты боишься? Давай поиграем, ты же контролируешь ситуацию...
Шептало и шептало.
Скользило по стене по левую руку и щурилось, и ухмылялось во весь рот.
Отразилось в зеркале, у него было осунувшееся бледное лицо и желтые тусклые глаза, и тут же двинулось вперед, вслед за Штейном, не отставая ни на шаг.

Штейн выкрутил вентиль горячей воды до упора, ванную заполнил пар, такой густой, что стало трудно дышать.
Зато безумие исчезло.
Так что, в некотором смысле, дышать стало даже легче.

- Вроде и правда живой, - Спирит изучающе смотрел на него, грея руки о кружку с горячим кофе.
Пиджак он снял и повесил на стул, и небрежно закатал рукава рубашки.
Что Спирит умел всегда и везде - так это устраиваться с комфортом.
- А я уже подумал было, что ты тоже... - сказал Спирит. - Тут недавно рассказывали про одного мужика, которого то ли убили, то ли он сам с лестницы свалился прямо под бензопилу... короче, его после смерти подняли. Вроде все как было, так и осталось, но страшный он стал...
- Да знаю я, как это делается, - ответил Штейн. - Хочешь, покажу? На тебе, к примеру.
- Иди ты, - обиделся Спирит. - Я знаешь как волновался.
- Правда?
- Ага. Я лет пять кофе не варил, - сказал Спирит. - Очень волновался, что не получится.

Проблема Спирита разрешалась очень просто: нужно было разорвать связь с женой, так, чтобы их дальнейшее общение не доставляло ей дискомфорта.
Штейн решил, что удовольствие лицезреть тупое удивление на спиритовской роже не стоит потери блудного хомячка для экспериментов.
Тем более, что хомячок казался подавленным и разочарованным в жизни.
- Пойду я спать, - сказал Штейн. - Спокойной ночи.
- Спокойной, - ответил Спирит.

Когда-то давно Штейн верил в то, что люди, окружающие его - тупое и пугливое стадо, годное разве что для экспериментов.
За редким исключением люди делали все для того, чтобы он окончательно утвердился в этом мнении.
Но Спирит...
Спирит не укладывался в эту схему.

Спирит наблюдал за ним, ходил за ним чуть ли не по пятам, оттаскивал его от избитых, запуганных одноклассников, приводил в себя зуботычиной, и снова отступал на шаг назад, наблюдая.
Однажды Штейн не выдержал.
- Что ты ко мне привязался? Отстань от меня, семпай!
- Я бы с радостью, - вздохнул семпай. - Видеть тебя уже не могу, псих. Но у меня договоренность с преподом.
- Какая еще договоренность? - оторопел Штейн.
- Ну, я не люблю зубрежку... - еще тяжелее вздохнул семпай. - А он мне пообещал, что если ты будешь паинькой, он поставит мне зачеты по всем предметам.
Кажется, Штейн потерял над собой контроль.
Злость накрыла его с головой, это было невозможно и оскорбительно.
Этот идиот.
Разобрать на части и собрать в произвольном порядке.
Штейн сорвался с места и замер, в очень неудобной позе, на цыпочках, упираясь рукой в плечо семпая.
А рука семпая превратилась в лезвие, острое, тонкое, черное, и давила ему на горло - прямо под подбородком.
- Успокоился? - спросил семпай. - Вот и молодец. Продолжай быть паинькой, мелкий. Кстати, а зовут-то тебя как?

Спирит его никогда не боялся.
Спирит всегда думал только о себе.
Спириту нравилось выглядеть заботливым - и он проявлял заботу.
Спириту нужно было уйти - и он уходил.
В его тупой голове не укладывалась сама мысль о том, что Штейн может причинить ему вред, и это делало его неуязвимым.
Все это время Штейн мечтал разобрать его на части и собрать в произвольном порядке.
По ночам ему снилось, что он чертит на коже Спирита тонкие красные линии.
Потом все изменилось, но что-то осталось прежним.

Сейчас все изменилось настолько, что можно сказать, что ничего и не менялось.
Штейн бесшумно закрыл дверь за спиной и шагнул к кровати, в которой спал Спирит.
Безумие тут же появилось, вынырнуло из густой черной тени, умирающее от голода, чудовищно терпеливое.

- Что ты будешь делать? - спросило безумие.
- Я не знаю, - ответил Штейн.
- Оружие существует для того, чтобы отдать тебе свою силу, - шепнуло безумие.
- Чтобы усиливать меня, - возразил Штейн.
- Чтобы быть съеденным тобой, - настаивало безумие.
- Чтобы быть частью меня, - покачал головой Штейн.
- Называй, как хочешь, - ухмыльнулось безумие и протянуло руку к Спириту.

Сейчас он проснется, подумал Штейн. Сработают рефлексы Оружия, неожиданно разбуженного и не соображающего спросонья, кто перед ним - чужой или свой. В своем нынешнем состоянии я не смогу даже увернуться. И на этом все закончится.
Во сне Спирит улыбнулся и нежно мурлыкнул -
- Ты такая милая... В такую девушку нельзя не влюбиться... Давай снимем эту дурацкую блузку?
Просыпайся, тупая Коса, просыпайся, Кишин тебя подери.
- Девяносто девять и один, - вкрадчиво шепнуло безумие. - Давай начнем?
Спирит перевернулся на бок и спросил -
- Штейн?
Его рука, человеческая, не изменившая форму, больно сжимала запястье Штейна, а голос был хриплым спросонья.
- Что-то случилось?
- Хороший контроль, - пробормотал Штейн.
- Это из-за Маки, - ответил Спирит. - Раньше она посреди ночи приходила и залезала ко мне в кровать. Боялась спать одна в темноте. Ты тоже боишься спать в темноте, Штейн?
- Я хотел убить тебя, - сказал Штейн. - И сожрать твою душу. Но надеялся, что ты проснешься.
Спирит зевнул и сел на кровати.
- По-моему, ты просто соскучился по человеческому общению в этой своей лаборатории.
- Называй, как хочешь, - хмыкнул Штейн.
- Так что, ты согласен? - спросил Спирит.
В теплой фланелевой пижаме с мишками он казался юным и трогательным.
Почти беззащитным.
Это если не представлять, с каким треском разойдется плотная фланель, когда из тела начнут вырастать черные кривые лезвия.
И не думать о том, какой сочной, какой изысканно-терпкой будет на вкус его душа.
- Нет, - покачал головой Штейн. - Нет. Ни за что.
Безумие хищно оскалилось.
И отступило.
Безумию было некуда спешить.

- Почему? - спросил Спирит. - Так все чудесно складывается, а ты упрямишься.
- Ты - Оружие Бога, ну как ты не понимаешь, - вздохнул Штейн и устало сел на кровать.
- То есть если тебе прикажет Шинигами-сама... - понятливо закивал Спирит, поглядывая в сторону окна.
- Он не прикажет, - ответил Штейн.
- На что поспорим?
Спирит самоуверенно ухмыльнулся, мысленно он уже рисовал на стекле "42-42...
Спирит был обаятельный и наглый, в этом было его счастье.
- Спирит, - тихо сказал Штейн. - Забудь. Безмозглое Оружие - это еще куда ни шло, но даже Богу не нужно сумасшедшее Оружие.
- Ну, с Марией-то все нормально? - спросил Спирит.
- Да. У нее удивительный талант успокаивать. Она - сама уравновешенность. Ей не грозит мое безумие. Особенно сейчас, когда она в Океании.

- Знаешь, Штейн, - сказал Спирит. - По-моему, сейчас ты себе льстишь...
Спирит смотрел на него насмешливо и понимающе.
Он ничерта не понимал.
Вообще ничерта.
- Как скажешь, - пожал плечами Штейн.

Покажи ему, - эхом откликнулось безумие.
Убегай, - эхом откликнулся страх.
Синхронизация! - дико воскликнуло безумие.
Спирит упрямо мотнул головой, качнулся вперед, его душа полыхнула ослепительным светом, тьма плеснула на стены и затопила все.

***

Спирит шел в темноте, вперед, или вправо, или вниз, пять минут или тысячу лет, под его ногами болталась белая тень, корчила ему рожи, то злобно ухмылялась, то горестно кривилась, наверное, она всегда была рядом, просто раньше он ее не замечал...
В темноте были другие белые силуэты, когда Спирит смотрел на них, у него начинала болеть голова.
Они мешали, они путались под ногами, их прикосновения были липкими и невесомыми, паутинными.
В какой-то момент это начало раздражать.
Спирит небрежно отмахнулся от надоедливых призраков, разрубив их пополам.
Плеснуло красным.
Спирит остановился, посмотрел под ноги.
Тьма под ногами медленно пропитывалась кровью.
Призраки как будто с ума сошли, они скопом накинулись на Спирита, шепот в ушах сводил его с ума.
Спирит оскалился.
Он сорвался с места, кромсая паутинные тела призраков, он двигался так быстро, что видел, как их кровь зависает в воздухе прежде, чем упасть вниз.
Наконец, он остался один.
- Серьезно, - сказали за спиной.
Спирит обернулся.
Прямо перед ним, над его головой, стоял мальчишка лет двенадцати, смотрел на него сверху вниз тускло и насмешливо.
Его поза была расслабленной, как будто он не прилагал никаких усилий, чтобы висеть в воздухе, руки небрежно засунуты в карманы.
- Я всегда серьезен, - ответил Спирит. - Я Коса Смерти. В умелых руках я могу разрушить мир.
- Отлично, семпай, - улыбнулся мальчишка чему-то своему. - Ты их всех убил. Всех, кто был тебе дорог. Посмотри.
Спирит помотал головой.
- Не хочу. Не верю. Ты врешь, Штейн.
- Ладно, - мальчишка кивнул, достал из кармана очки и нацепил их на нос. - Тогда давай вернемся, семпай.
- Куда вернемся? - спросил Спирит.
- Туда, - показал в сторону мальчишка.
В темноте появилось огромное прямоугольное зеркало, оно крутилось вокруг своей оси, все медленнее и медленнее, останавливаясь, и теперь стало понятно, что в нем отражается комната общежития Академии.

Штейн сидел на крутящемся кресле, не возвращаясь к работе, ожидая.
- Я хотел бы стать Оружием моей принцессы, - сказал Спирит. - Ну, это как-то более естественно, правда? То есть я имею в виду, что раз мы с ней…
Спирит замялся.
- Хорошо, - сказал Штейн. – Договорились.

- Туда, - повторил мальчишка. - Это то, чего ты хочешь, верно?
- Тогда ты согласишься? - спросил Спирит.
- О, конечно. На все.
Мальчишка усмехнулся, на какое-то мгновение Спириту показалось, что его лицо превратилось в маску.
Он плавно опустился вниз, когда его ноги коснулись красной поверхности пола, он посмотрел на Спирита.
Его радужки, лишенные зрачков, были похожи на две затертые латунные монеты.
- А как же... они все? как же Мака?! - крикнул Спирит.
- Какое тебе до этого дело, - равнодушно ответил мальчишка. - Ты их всех убил. Только что.
Спирит посмотрел себе под ноги и вскрикнул, закрывая лицо ладонями.
- Это все неправда, - глухо пробормотал он. - Я сплю, да? Или нажрался какой-то херни, ты мне что-то в кофе подсыпал, да, Штейн?!
- Ты надеешься? - спросил мальчишка.
Спирит упал на колени, он слепо водил руками по красной жиже, неразборчиво шептал что-то себе под нос.
Безумие шагнуло к нему и положило прохладные ладони на его виски, поднимая его лицо вверх.
- Мы возвращаемся? - спросило безумие.
Лицо Спирита было мокрым от слез, зрачки метались из стороны в сторону игольными остриями.
Он пытался что-то сказать, и не мог.
- Они никогда не существовали, - сказало безумие. - Ты их придумал, семпай.
Спирит медленно кивнул.
Они никогда не существовали, постепенно Спирит вспоминал это.
Он их просто-напросто придумал.
- Только никаких болтов в голову, ладно? - сказал он.
- С радостью, - согласилось безумие. - Никаких.
Спирит протянул руку вперед.

Синхронизация!

Боль накатывалась и отступала, когда он попытался пошевелиться, плечо обожгло расплавленным металлом.
Спирит скосил глаза вбок и невольно усмехнулся.
Совсем как бабочка на иголке.
Черное лезвие прикололо его к кровати, так-то.
Черное?
Соберись, - сказал страх. - За свою драгоценную Косу Бог тебе точно голову открутит.
Безумие довольно захихикало.
У безумия были красные волосы, кривые лезвия, растущие из тела, чудовищно искаженное лицо и черные отверстия зрачков, просверленные в налитых кровью глазах.

Синхронизация!

- Это что... я? - спросил Спирит.
Тьма, окружающая его, стала маленькой и утешающе-уютной.
Пол покрывала блестящая мозаика, переливающаяся сотнями оттенков красного.
Узор менялся, тусклые блики на черном металле, открытая шея, упрямо сжатые губы, падающее лезвие.
- Что со мной происходит? - спросил Спирит.
Мальчишка молчал, отвернувшись от Спирита, заложив руки за спину.
- Я сошел с ума?
- Я, я, я... - раздраженно сказал мальчишка, повысил голос. - Я! Я! Нет больше никакого "я"! Закончилось!
Мальчишка обернулся.
Безумие смотрело на Спирита, из его пустых глазниц текла кровь, широкая ухмылка раной прорезала маску лица.
- Теперь тобой буду я, - спокойно сказало безумие. - Исчезни!

Синхронизация, синхронизация, синхро...

...Когда-то, давным-давно, Бог сказал - все мы Оружия друг друга, Спирит-кун. Будь осторожен, смотри не порежься... Нет, не так. Он сказал - какой бы глубокой не была синхронизация, у каждого свой бой. Ты прекрасно это знаешь, Штейн-кун. Я прекрасно это знаю. Я? Кто из нас я? Ты - это тот из нас, кого я сейчас как следует приложу духовной силой.

Красные плитки пошли трещинами, тьма раскололась, в разломах засвистел ветер.
Комната рушилась, безумие потерянно металось от стены к стене, пытаясь остановить распад, черные острые осколки сыпались на него сверху, чертили на коже тонкие красные линии.

- Примерно это я и имел в виду, - тихо сказал Штейн. Спирит чувствовал его дыхание, неровное, поверхностное. - И ты бы убрал свои лезвия, а, семпай? Больно же.
Спирит отшатнулся, постель была вся в крови, и красные потеки на стене, и разбитые, искромсанные предметы, валяющиеся по всей комнате, как будто в ней только что бесновалась спятившая Коса.
- Это то, чего я хочу? - неслышно пробормотал Спирит.
Штейн закрыл глаза.
- Забудь, - сказал он. - Этот голос всегда врет. Просто забудь.
Спирит молча смотрел в сторону. Потом тряхнул головой и встал.
- И все равно. Неловко как-то получилось, - сказал он. - Хорошо, что я ничего не помню.
Тень у его ног шевельнулась, по ней пробежала красная рябь, складываясь в размытые фрагменты мозаики, тусклые блики на черном металле, открытая шея, упрямо сжатые губы, падающее лезвие, влажный хруст разрезанных мышц, возбуждение, зло суженные, внимательные глаза и потеки крови.
- Хорошо, что я ничего не помню, - повторил Спирит, отворачиваясь от тени.
- Оно так сказало, да? То, чего ты хочешь?
- Мда... Штейн... может, я тебя просто убить хотел? Уверен, так оно и было! Да я с детства об этом мечтаю!
Спирит замолчал.

Сейчас я уйду, и никогда больше не вернусь, подумал он.
Он не знал, радовало ли его это, или печалило.
Скорее всего, он не чувствовал по этому поводу ничего.
- Тебе нужно разорвать остаточную связь со своей женой, - сказал Штейн. - Тогда она сможет оставаться с тобой рядом.
Спирит кивнул.
- Тебе нужно хотя бы этот месяц как можно больше времени быть с Шинигами-сама. Лучше постоянно. Тогда безумие исчезнет.
Спирит кивнул.
Он сгреб одежду со стула, стоящего у стены, и открыл дверь.
- А ты? - обернулся он.
- Тебе нужно прислать сюда кого-нибудь из госпиталя. Чем быстрее, тем лучше.
Спирит кивнул.
Он все топтался на пороге, и никак не мог уйти.
- Ждешь, пока я истеку кровью, семпай? - поинтересовался Штейн.
- Наверное, это с самого начала была плохой идеей... - сказал Спирит и закрыл за собой дверь.

ENDE

бонус. анекдоты про Штейна Кишина и его друзей.
осторожно! под катом матерные слова, и ни одной лопаты. я предупредила.

как-то раз Асура Кишин и Штейн Кишин пришли в негритянский бар и увидели на большом столе засечки. спросили у бармена, что это такое. Бармен объяснил, что на этом столе Шинигами-сама с Эйбоном хуями мерились.
- Ха! - сказал Асура Кишин и, расстегнув ширинку, хвастливо вывалил содержимое на стол. - а у меня-то побольше будет. Сантиметров так на десять.
- А у меня на пятнадцать, - Штейн Кишин присоединился к забегу замеру. - хирургия, знаете ли, не стоит на месте.
бармен откашлялся и сказал:
- Аноо... они стояли с другой стороны стола...

как-то раз Штейн Кишин пришел в медпункт к ведьме Медузе и попросил у нее полтаблетки виагры.
- Полтаблетки? - удивилась ведьма Медуза. - Профессор, рекомендуемая доза для полового акта - 1 целая таблетка.
- Дорогая моя, - заулыбался Штейн Кишин. - Мне не поебаться, мне повыебываться.

@темы: soul eater

---

а вот еще кучка мини

по прежнему море благодарностей музе,  Dr. Noname

Хирума/Кубок/Хирума
и только так, да)

Хирума/Кубок/Хирума

Ночь уже давно наступила, а Хирума все еще бежал под палящим солнцем пустыни.
Чертовы карапузы умчались вперед, и он остался в одиночестве.
Закинув автомат на плечо, он снизил скорость и перешел на размеренный бег.
Так было лучше, много лучше.
Автомат, два пистолета-пулемета, базука...
Возможно, базуку стоило закинуть в грузовик, а потом догнать дерьмовых карликов. Пусть попробуют обогнать пулю, или сдохнут.

Так, в благодушном настроении, Хирума Еичи развернулся по направлению к грузовику... и остановился.
- Мамочки! - оторопел несокрушимый Хирума Еичи.
- ЙА-ХА!!! - громогласно заорал дьявол. - Куда это ты собрался, чмо крашеное?!! Беги или сдохни!!!

Хирума быстро пришел в себя.
- Дьявол играет в амефто?! - злобно оскалился он, высоко подпрыгивая, в развороте уклоняясь от трассирующих пуль и с двух рук стреляя в жирную белую единицу на красной форме.
Дьявол превратился в бело-красную размытую стрелу, пули чертили вокруг него светящиеся линии, Хирума приземлился на ноги и достал базуку.
- Лузер! - завопил дьявол, вскидывая на плечо гранатомет. - Я тебя порву, как тряпку!
- Это моя форма, мудила! - заорал Хирума, наводя на дьявола зенитную установку. - Сдохни, сдохни, сдохни!
- Кристмас Боул! - бесновался дьявол, в бешенстве тряся пультом. - Я их всех там сделаю! Это будет дьявольская игра! ЙА-ХА!!!
Дьявол нажал на Красную Кнопку, и все исчезло в ослепительной вспышке света.

Девил Баттс стояли над спящим Хирумой и печально поглядывали на часы.
До рассвета оставалось полчаса.
- Хирума-кун такой энергичный... - грустно покачал головой Курита.
- Четвертый час подряд! - возмутился Монта. - Беспредел МАКС!
- Ничего, если я в грузовике посплю? - спросила Мамори. - И ты тоже, Сена. И не спорь. Ты такой болезненный и чувствительный...
- Да, Мамори-нее-чан... - зевнул Сена.
- Хрен тебе, а не Кристмас Боул! - заорал Хирума, не просыпаясь, крепко обнял автомат и перевернулся на другой бок.

До рассвета оставалось каких-то полчаса...

Как-то раз у Джастина Лоу сломались наушники

Как-то раз у Джастина Лоу сломались наушники.

Произошло это, когда Джастин стоял в любимом кабинете Шинигами-сама, в том, который с облачками, окнами в ярко-синем небе и видом на кладбище и общался с Богом.
Общение происходило следующим образом: Бог, Сияющий, Великий, единственный смысл жизни Джастина, говорил с Джастином, а так как Джастин не мог прочитать Божественные слова по непроницаемой белой маске, то бездельник и олух Спирит повторял их для Джастина, а тот привычно читал их по губам.

Джастину часто намекали, что когда с тобой говорит Бог, можно и снять наушники.
Так, просто в порядке исключения.
Что бы они понимали.
Все Косы Смерти были дьявольски упрямы, Джастин не был исключением.
Возможно, если бы Бог приказал Джастину снять наушники... Но Бог был мудр и милосерден, и никогда не отдавал таких приказов.

Шинигами-сама повернулся к Спириту и сделал странный жест рукой.
Спирита перекосило.
"Омерзительно", - прочитал Джастин. - "но ожидаемо".
Спирит прикрыл рот рукой и, по-видимому, что-то сказал.
Шинигами-сама закивал.
Спирит обернулся к Джастину.
"Как продвигаются поиски Кишина, Джастин-кун"? – прочитал Джастин.

- О, Боже, я напал на его след и непременно сокрушу его для Вас! - восторженно ответил Джастин.
Когда он разговаривал с Богом, он чувствовал необычайный душевный подъем.
Шинигами-сама отрицательно помотал головой и несильно стукнул Спирита по голове.
Джастин подумал, что Спириту крупно повезло, что мозги у него находятся в другом месте.
Когда Спирит поднялся на ноги, Шинигами-сама требовательно к нему обернулся.

Тут-то оно и произошло.

Внезапно на Джастина упала огромная тишина, и в тишине раздавался невыносимо величественный и прекрасный Голос Бога.
- Будешь дальше перевирать мои слова, Спирит-кун, получишь в хрюсло, - сказал Бог.
- Да-да, конечно, - буркнул Спирит, прикрыв рот рукой. - Но говорить: "Ты сегодня чудесно выглядишь, Джастин-кун", я отказываюсь.
- Но ведь он и правда чудесно сегодня выглядит, - возразил Бог. - Особенно в сравнении с тобой. Потасканный, небритый, с засосом на шее и свежим перегаром.
- Он? - спросил Спирит.
- Ты, - ответил Бог.

В общем-то, Джастин не особо вслушивался в их диалог, Голос Бога заполнил его уши, Голос Бога гремел в его сердце, возможно, небольшая музыкальная обработка...

Джастин потянулся за плеером и нажал кнопку "запись".
- Это потому что я неотразимый мужчина, - обиженно сказал Спирит. - Вчера с такими близняшками зажигал, вы бы только видели.
- Да я видел, - ответил Бог. - Особенно та рыженькая. Горячая штучка.
- У нее татуировка на попке. С вами, между прочим, - скривился Спирит.
- Хо-хо, я лучший! - обрадовался Шинигами-сама.
- Только отвлечешься от работы, снимешь... гхм... а тут опять вы. Нигде от вас не скроешься!
- Люблю я это дело, - подмигнул Шинигами-сама.
- Так что, "я доволен твоей работой, Джастин-кун"?
- Нет, «Джастин-кун, ты сегодня чудесно выглядишь».
- Нет, "я доволен твоей работой, Джастин-кун".
- Кишин с тобой, пусть так и будет.
- Я доволен твоей работой, Джастин-кун, - сказал Спирит.
- Я так счастлив, о Боже! – воскликнул Джастин.
Он и правда был счастлив.

Неделю спустя Джастин вновь предстал перед Богом.
- О, Боже! Я нашел подлого Кишина!
- …и тут она мне говорит: «Спирит, сними с меня эти панталончики…»
- Даа, панталончики… Когда-то все женщины их носили… Было так мило!
- Что, правда?
- Кружевные. И шелковые, Спирит-кун.
- Кружевные!
- И с вышивкой… Хорошее было время…

В наушниках Джастина гремела музыка. Зажигательный ритм, тяжелые басы, невыносимо прекрасный голос, повторяющий речититивом:

Джастин-кун, ты сегодня чудесно выглядишь!

Горячая штучка!

Люблю я это дело!

Джастин был един со своим Богом.

Санджи и гарем.

Санджи и гарем.

Это был самый настоящий рай.
Санджи проснулся, зевнул, потянулся, посмотрел направо – рыженькая: строгая, но увлекающаяся, и, как оказалось, жадная не только до денег, посмотрел налево – черненькая: высокая, гибкая, женственная, и с тааакой фантазией…
Санджи счастливо вздохнул.
Это был такой рай, что он сам себе завидовал.

Вчера они стали его женами, а он, соответственно – их мужем.
- Властью капитана! - завопил Луффи. – Объявляю вас…
Он задумался.
- Эй, Санджи, - сказал Луффи. – Че-то я тут не понял…
- Заткнись, дубина! – заорала Нами. – И продолжай дальше!
- Не, а правда, Санджи…
Луффи поскреб затылок.
- Я что, теперь кого угодно могу объявить мужем и женой? И они меня послушают? Прикольно! Зоро, слышь, че? Объявляю тебя…
Из-за спины у Луффи выросли две руки и заткнули ему рот.
- Объявляет нас мужем и женами, - ласково прищурилась Робин.
- Аминь, - подмигнула ей Нами.
- Меллорин!!!
Крик радости унесся в небеса, распугав чаек…

Итак, Санджи осторожно закрыл дверь в каюту и вышел на палубу.
Он был горд, рад, счастлив и просто-напросто влюблен.
Луффи, сидящий на перилах, опрокинулся назад, глядя на Санджи.
- О, привет! Ужасно выглядишь!
- Привет-привет! – обрадовался Санджи. Этим утром он любил весь мир.
Зоро свесился с мачты, раздраженно буркнул:
- Было громко.
Санджи с сочувствием посмотрел на Зоро.
- Ничего, голова-трава, мы и тебе кого-нибудь…
- Ребята! – на палубу выбежал Усопп. – Я Чоппера нашел!!
- И где он был? – спросил Зоро.
- В кладовке, забаррикадировал дверь и забрался в бочку. Чоппер, да иди сюда, не бойся!
Чоппер осторожно выглянул из-за мачты.
В этот момент Санджи особенно остро осознал, как же ему дороги его друзья, такие смешные, добрые и шумные, и что они все – как одна большая семья, Санджи, Нами, Робин и их прожорливые родственники…
- Оленюшечка! – радостно воскликнул Санджи. – Хочешь вкусняшку?
- Чудовище! – испуганно заорал Чоппер. – Монстр!
И пулей метнулся обратно в кладовку.

- Ээ… Вы чего? – оторопел Санджи. – Пойду я, завтрак приготовлю…

Утро следующего дня застало Санджи на мачте, крепко вцепившегося в розовую кружевную штучку.
Он спрыгнул на палубу и побрел к своей каюте, усталый, но гордый.
- Привет, Санджи! Выглядишь еще ужасней, чем вчера! – Луффи помахал ему рукой.
- Ага, привет, - ответил Санджи.
- Ну ты даешь, кок, - неодобрительно покачал головой Зоро, не отрываясь от тренировки.
- Луффи, Луффи! – Усопп подпрыгивал от страха. – Этот Морской Король, он с вечера нас преследует! Кажется, он сейчас нападет!
Огромная морда Морского Короля заглянула на палубу, чудовище увидело Санджи.
Его глаза расширились, а потом Морской Король в ужасе упал в обморок.
- Ой, Санджи, - обрадовался Луффи. – Это он тебя увидел!
- Ты произвел на него впечатление, как мужчина, - хмыкнул Зоро.
- Вот сволочь, - оскорбился Санджи. - Давайте его зажарим!
- А Чоппер опять выходить боится… - вздохнул Усопп. – Говорит, Санджи страшный…

- Санджи-сааан! – раздался нежный девичий голос, на палубу вышла Нами. – Ну что, ты их нашел?
Санджи тут же забыл про все невзгоды.
Его глаза засияли, а на лице расплылась улыбка.
- Нами-суааан! – восторженно воскликнул Санджи и, раскинув руки, бросился к Нами.
Розовые кружевные трусики вспорхнули с его ладони и полетели вверх.
- Санджи… - мрачно сказала Нами. – Вот же идиот…
Цепочка рук, растущих одна из другой, протянулась вверх, поймала трусики.
Дверь открылась, на пороге стояла Робин.
- Доброе утро, - улыбнулась она. – Санджи-сан, не стоило так себя утруждать…
Жизнь все еще была прекрасной.

Темной, темной ночью Санджи, в халате и пушистых тапочках, вышел на палубу.
Он устроился на голове Гоинг Мери и закурил.
Ему думалось.
Мысли бродили в его голове, сталкиваясь одна с другой.
- Меня явно используют, - сказал он сам себе, и тут же возразил, - ну и что, это долг любого мужчины – делать для леди все, что в его силах… Но я-то думал, что они…
- Что они?
Санджи встрепенулся, оглядываясь по сторонам.
Он был один на палубе, а голос шел откуда-то из глубины моря.
- Ты кто? – спросил Санджи.
- Я твой внутренний голос, хе-хе, - ответили ему.
Санджи вздохнул и выбросил сигарету за борт.
- Какой тупой у меня внутренний голос… Вылезай, Луффи.
Луффи, висящий на руках под головой Гоинг Мери, вытянул шею вверх и посмотрел на Санджи.
- Неа. Мне и тут хорошо. А ты что, хочешь ползать по палубе?
- В смысле? – Санджи достал еще одну сигарету.
- Ну, Зоро сказал, что еще немного, и ты будешь по палубе ползать. От истощения. А Усопп спросил у Чоппера, не может ли он тебе помочь. А Чоппер сказал, что он и так тебе незаметно подкладывает в еду витамины и общеукрепляющее. А Зоро сказал, что тут поможет только бром. А Усопп сказал, что раньше все было гораздо веселее. А Чоппер сказал, что… Кстати, Санджи, - Луффи выпрыгнул из-под головы Мэри и уселся рядом с Санджи.
- Мм?
- Тут от Виви-чан пришло письмо. Она согласна стать твоей женой!
- Виви-чан! – радостно заорал Санджи… и крепко задумался.
Пребывая в глубокой задумчивости, он вернулся в каюту, в которой спали две его жены.
Впрочем, они не спали.
- Какие тапочки, - улыбнулась Нами.
- Какой халат, - томно протянула Робин.
- Саааанджи? – в один голос пропели они.
- Меллорин!!! – воскликнул Санджи, мигом выпрыгивая из тапочек и халата.

Несколько дней спустя Санджи проснулся от громкого, надоедливого стука молотка.
Он выбрался из каюты, чувствуя некоторую слабость в теле.
Неужели заболел? – подумал Санджи. – Не может такого быть…
- О, Санджи! – Луффи лежал на палубе, подперев голову руками, и болтал ногами в воздухе. – Ты что, уже ползаешь?
Зоро, отжимающийся на больших пальцах, посмотрел на Санджи и задумчиво сказал –
- А может, это такая сверхсложная тренировка?
- Вот так! С этой стороны все готово! – сообщил Усопп. – Пойду дальше чинить!
- У нас что, с утра резко что-то сломалось? – буркнул Санджи.
- У нас перегородки между каютами очень тонкие, - ответил Усопп. – Были.
- Ребята, живем! – на палубу выкатился взъерошенный Чоппер. – Я нашел бром!
- Пойду, что-нибудь приготовлю на завтрак… - пробормотал Санджи.

Ночью Санджи приснился кошмар.
Две прекрасных и смертоносных женщины стояли с двух сторон от него и звали его нежными, страстными голосами, а он не знал, в какую сторону ему бежать.
Это было ужасно, невозможность выбрать разрывала его на части.
Потом брюнетка превратилась в Паучиху, а рыжая - в Лисицу, и они одновременно шагнули к нему, жадно протягивая руки.
Санджи заорал и проснулся.
Ему страшно хотелось курить.

На палубе, прислонившись к мачте, стоял Зоро.
- Надо же, - флегматично сказал Зоро. - Живой. А я-то думал, нам самим теперь придется готовить.
- Не дождетесь, - буркнул Санджи и закурил.
- Слышишь,кок. Помнишь, в Морском Дозоре была такая смешная очкастая девчонка с катаной, помощница Смокера?
- А, помню. Ташиги. Она тебя ужасно не любит. А что?
- А вот тебя она, оказывается, ужасно любит. Но тайно.
Зоро зевнул.
- Луффи не успел тебе вчера сказать. У нее отпуск, и она едет к нам. Хочет познакомиться с тобой поближе.
Санджи поперхнулся сигаретой.
- Вообще, как-то оно все навалилось одновременно... А помнишь Арвиду?
- Такая жирная, да... - пробормотал Санджи.
- Уже не жирная, - ответил Зоро. - Сейчас она чем-то похожа на Робин.
- Робин-чан! - вяло обрадовался Санджи. - И что, эта Арвида...
- То же самое. И еще та пожилая блондинка с острова Драм... Как же ее звали...
- Докторина... - прошептал Санджи.
Мир стремительно закружился вокруг него, издалека послышалось -
- Эй, кок, мы тебя теряем! Хватит придуряться!..

Санджи висел в пустоте, и его окружали голоса.
Голоса были смутно знакомые, он бы слушал их и слушал.
- ...нельзя так поступать с накама!
- А что, уже и замуж выйти нельзя, да?!
- Выметайтесь отсюда! Больному нужен покой!
- О! Я придумал! Властью капитана объявляю вас не мужем и не женами!
- Идиот, так не делается!
- Изящный ход, капитан...
- Схожу за бульончиком...
- Видимо, это все-таки была не тренировка...

Санджи проснулся рано утром, зевнул, потянулся, посмотрел направо – там было пусто, посмотрел налево – там было пусто…
Санджи печально вздохнул... а потом широко улыбнулся.

Это был рай.

@темы: eyeshield21, soul eater, one peace

---

псевдокреатив другого толка

являясь фанатом СаусПарка еще с тыща девятьсот лохматых, я не смогла пройти мимо вот этой предивнейшей игрушки для взрослых.

сидела и ваяла, ваяла, ваяла, прихрюкивая от восторга.

итак, шоу фриков:

итак, шоу фриков:

это пацан по имени Соул Эванс. /ободок Соулу прифигачивала собака автора(/


это еще один пацан по имени Кид. У него есть папа.


а вот он папа. он же Шинигами-сама, Великий и Ужасный.


а это его Коса Смерти, известный в народе как Спирит-семпай.

/берегитесь, семпай вышел на тропу войны/

а это красавец и душка профессор Штейн. если что, в голове у него торчит Мегаболт.


а это другая Коса Смерти, зовут чувака Джастин, он косплеит священника.
/или не косплеит? канонистам лучше знать.../


а это вообще блич пошел)
Маюри без маски и в полотенчике, для  Dr. Noname.


Хирако в штатском - вот чисто для души.


а это уже саюки. Генджо Санзо в гламурном.


Хирума из айшильд 21, воот.


Мусаши из айшильд 21, авторства  нои-альбинои
у чувака просто на лбу написано: я гастарбайтер сэмэ)))


дорогая  нои-альбинои, вот тебе префаноннейший Годжечка, пошлый и вульгарный, но зато с екайской татуировкой))).


продолжение саюков. Чо Хаккай, в полуекайском модусе


и Гоку.


все, я сдулась.

@темы: saiyuki, eyeshield21, soul eater, bleach

---

хиракоайзены, ога. бессмысленные и беспощадные.

хиракоайзены, ога. бессмысленные и беспощадные.

Напряженный день сменяется скучным, бесцветным вечером.
За дверью появляется неприметная реяцу, такая же неприметная, как и ее обладатель.
Хирако выжидает несколько мгновений, потом раздраженно бросает -
- Проходи, открыто.
- Не хотел вас потревожить, Хирако-сан.
- Тогда тебе не стоило рождаться.
- Сегодня вы на редкость двусмысленны, Хирако-сан.
Хирако кривится, ну что за гадость этот Айзен.
Он похож на тень паука, или еще какой мерзкой твари.
Спокойный, услужливый, почти незаметный в тени.
Хирако отворачивается.
Перебирает старые пластинки.
Достает одну из белого бумажного конверта.
- Лил Хардин? - уверенно спрашивает Айзен.
- Все-то ты знаешь, - неприязненно говорит Хирако.
- Хотелось бы, но увы... - пожимает плечами Айзен.

Пауза в разговоре заполнена тихим шипением иглы, короткими аплодисментами в патефоне и тишиной.
Тишина предшествует звукам пианино, и в этом промежутке Айзен спрашивает -
- Музыка будущего? Поговаривают, кто-то из Готей-13 время от времени приносит Снизу предметы, которые появятся только через несколько лет.
- Удивительная способность, - равнодушно говорит Хирако.
- Приносить предметы из будущего?
- Собирать сплетни.
Айзен смущенно хмыкает, начинает что-то говорить, его заглушают звуки пианино, раздающиеся из патефона.

- Соуске, - Хирако смотрит на него внимательно и тяжело, ладонь лежит на рукояти меча.
- Да, Хирако-сан? - вежливо улыбается Айзен.
- Какой-то ты сегодня не такой, - Хирако медленно отводит глаза. - Задумал что-то особо гнусное?
- Хотите, я сделаю чаю, Хирако-сан? - Айзен непрошибаем.
- Хочешь стать Богом?
- Я закрою окно, становится прохладно, Хирако-сан.
- Кто-то еще в моем отряде, с кем ты сговорился?
- Вы все время рядом, когда бы я это смог сделать, - пожимает плечами Айзен.
- ...Хирако-сан.
- Хирако-сан.
- Говорят, кто-то убивает людей в Руконгай. Чего ты хочешь этим добиться, Соуске? Какую цель ты преследуешь?
- Я мог бы заплести ваши волосы в косу, Хирако-сан. Наверное, во сне они ужасно запутываются.
- Я лучше их обрежу. Еще говорят, тело жертвы полностью исчезает.
- Может, все-таки чаю? Вы кажетесь взволнованным, Хирако-сан.
- Взволнованным. Не то слово. Ты меня бесишь, Соуске.
- Мне очень жаль, Хирако-сан.
- Так зачем ты пришел?
- Зачем я пришел...
- Только не говори мне...
Хирако смеется, весело и зло, глядя на Айзена, достающего меч из ножен.
- Соуске, только не говори мне, что твое терпение закончилось...
- Что вы, - тихо отвечает Айзен. - Оно еще даже не начиналось...

Он прячет Кьека Суйгецу в ножны, плавно и неспешно подходит к Хирако.
- Хотите, я сделаю чаю, Хирако-сан? Я закрою окно, становится прохладно, Хирако-сан. Я мог бы заплести ваши волосы в косу, Хирако-сан. Наверное, во сне они ужасно запутываются. Вы кажетесь взволнованным, Хирако-сан... – медленно, все медленнее говорит Айзен.
Хирако сидит на футоне, он уже не взволнован, его больше ничего не бесит, его глаза кажутся стеклянными и пустыми.
- Я просто соскучился, вот и пришел, - говорит Айзен и небрежным жестом снимает очки.
В тишине, сопровождаемый монотонным скрипом иглы, его голос кажется слишком громким. Слишком резким.

- Нужно перевернуть пластинку, - говорит Айзен. - Нет, не так. Я переверну пластинку, Хирако-сан. Делай, что хочешь, Соуске, только не путайся у меня под ногами, - отвечает он сам себе. - Тогда я ее сломаю, ладно, Хирако-сан? Откровенно говоря, меня бесит ваш джаз. Ваша Хиери. Ваш Урахара.
Хирако молчит.
Скованный иллюзией, он молча смотрит на Айзена.
Ему кажется, что он превратился в камень.
Ему кажется, что он замурован глубоко, глубоко под землей.
Ему кажется, что он умер, но как-то неравномерно, что ли, он уже не может пошевелиться, хотя все еще видит, как Айзен неожиданно бережно кладет пластинку в конверт и подходит к нему, опускается перед ним на колени.
Он уже не чувствует ненависти и отвращения, хотя все еще чувствует, как руки Айзена осторожно касаются его лица.
- Как же я от тебя устал, капитан… - неожиданно грустно говорит Айзен. – Хоть раз посиди смирно, и послушай меня. Посмотри на меня. Это я. Это не иллюзия, которую ты все это время пытаешься поймать. Это я.
Хирако хочет спросить – иллюзия? Значит, все это время...
Но он уже не может говорить, хотя все еще способен удивляться, изучая уверенное, жесткое лицо этого нового Айзена.
Его недобрый, внимательный прищур.
Тень паука превратилась в паука, это было ожидаемо, но произошло неожиданно.

Когда Айзен целует его, так обыденно и по-хозяйски, Хирако смотрит на свою руку, безвольно и вяло лежащую на полу.
Он все еще не чувствует отвращение, но он уже чувствует ненависть.
- Я думал, это будет... - задумчиво говорит Айзен. – Я думал, это утолит мою жажду. Но это... немного не то.
Он встает с пола, надевает очки и улыбается, привычно, вежливо, доброжелательно.
- Наверное, это потому, что вы сейчас сами пойманы, Хирако-сан, - ласково сообщает Айзен. – Я могу приказать вам сброситься с Башни Раскаяния. Я могу приказать вам быть страстным и послушным. Я могу приказать вам взять всю вину на себя и выиграть мне еще немного времени. Но я не могу приказать вам увидеть меня. Впрочем... Этого уже и не требуется…

Он идет к двери.

За его спиной Хирако поднимается на ноги, двигается медленно, как во сне, но все быстрее, меч в его руке останавливается, и начинает разбег.
Айзен смотрит через плечо, рассеянно поправляет очки.
- Ах, да. Вам нехорошо, Хирако-сан. Вам стоит поспать. Завтра вас ждет тяжелый день.

Он открывает дверь и выходит наружу. Его двойник уже стоит в коридоре, ждет указаний.

Возможно, Айзен поймает себя на желании обернуться, увидеть, как Хирако удивленно покачает головой и спрячет меч в ножны, сонно потрет глаза, а потом неожиданно вскинется, почувствовав знакомую реяцу своего лейтенанта, и привычная злость будет мешаться в нем с ощущением необъяснимой неправильности.

Айзен не обернется, конечно же.

@темы: bleach