The Box
название: Оружия Бога.
автор: Kate S. Mint
жанр: agnst. my precious agnst.
персонажи: Шинигами-сама, кучка Кос Смерти.
рейтинг: R
дисклеймер: не мое, и славно.
Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.
Есть непрерывное движение, вверх и вниз, есть глухо ноющие ожоги – везде, по всему телу, есть натянутые мышцы и связки, все происходит на весу, есть режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль.
Список повреждений:
Разрывы мягких тканей.
Химические ожоги слизистой.
Кровоточащие трещины.
Интересно посмотреть со стороны?
Обязательно посмотрим, но позже.
Сейчас мы посмотрим на двух Кос Смерти, устроивших себе девичник.
- Столько воспоминаний… Пятнадцать лет назад эта комната казалась мне огромной.
- Комната… Интересно, что сделал Штейн с моей коллекцией орхидей?
- Он пустил их на опыты, Мари-чан.
- Да нет же, он не мог! А знаешь…да.
- Да?
- Да. Держи бутылку.
- Держу. Когда я отсюда уезжала, мне казалось, что я умираю. Мне казалось, что из меня вытащили позвоночник. Мне казалось, что лучше десять раз подряд проснуться в отделении реанимации оттого, что невыносимо больно, и орешь от боли, и от этого становится немного легче…
- А я не могу.
- Что ты не можешь?
- Не могу кричать, когда больно. Когда я пришла в себя, я свернулась в клубок, неловко об этом говорить… твое здоровье, Азу-чан…
- Твое здоровье, Мари-чан.
- …так вот, когда я пришла в себя – о, мне казалось, что внутри у меня раскаленный штырь, ну там, знаешь… и еще там…
- Знаю.
- …и от боли я превратилась в Оружие. Врачи так ругались!
- Но на мне это никак не сказалось! – говорят обе в один голос.
- А тот молоденький врач так обаятельно улыбался, он хотел на мне жениться… Но как-то не срослось…
Мари тяжело вздыхает.
Смотритель Океании, Мари Мьелльнир, обладает всеми женскими достоинствами – у нее легкий нрав, аппетитная фигурка, смазливое личико и интригующая черная повязка, закрывающая левый глаз, она очаровательно бестолкова и в то же время мудра, но каждый раз, когда мужчина, сходящий по ней с ума, целует ее, она его отталкивает.
Легкое «оттолкнуть» Молота Мьелльнир оборачивается для потенциальных мужей сломанными носами и разбитыми в лепешку губами.
Потом Мари долго и путано извиняется.
- Мужчины не любят легкодоступных женщин, Мари-чан, - нравоучительно поднимает палец вверх Азуса.
Смотритель Восточной Азии, Азуса Юми, вообще не подпускает к себе мужчин. Она любит молоденьких девушек, шестнадцати-семнадцати лет, темноволосых, темноглазых аккуратисток в очках, она любит чрезвычайно жесткий секс, она любит смотреть на все это со стороны, через зеркальное стекло.
Ее глаза при этом чудно пусты.
- Другим было сложнее… - вздыхает Мари. – Я мальчиков имею в виду…
- Кто-то немного повредился головой, - кивает Азуса.
- О ком ты?
- О, Ками, Великий и Прекрасный, к тебе взываю…
- Хи-хи… Точно…
- Кто-то начинает орать в телефонную трубку, потому что боится больше всего на свете, что Шинигами-сама успеет что-нибудь сказать в ответ, хоть слово, и все тогда. Кто-то трубку и вовсе не берет.
- А по кому-то не видно.
- А по кому-то… Да он просто чертов мазохист! Я удивляюсь, как он вообще при таком раскладе ходить может, да еще этой своей пижонской походочкой, и руки в карманах, нет, ну ты видела, Мари? Он единственный из нас остался, даже Джастин не смог, а он – он остался, остался с Шинигами-сама, пока все мы тихо загибались каждый в своем углу, пока я загибалась в своей Восточной Азии, он…
- Ты про Спирита? Твой стакан совсем пустой, Азу-чан… А я хочу танцевать!
- Дурочка…
Кстати, про Спирита.
- Лучше бы я сейчас был с Шинигами-сама…
Удар наотмашь.
Очки летят на пол.
- Больной мудак, - криво улыбается Штейн. – Ты такой больной мудак, семпай…
Он думает, хорошо, что Спирит – это не Мари.
Мари бы он, наверное, не смог ударить в ответ.
Происходит мужская драка, которая нас не интересует, выделяется целая куча адреналина, который нас не интересует, двое мужиков катаются по полу лаборатории, злобно рычат и норовят приложить друг друга посильнее, никакой духовной силы, никаких спецумений.
Любой владелец псарни сказал бы, что это нормально.
Любой директор Академии Шинигами сказал бы, что это нормально.
Так вот, это нормально.
Если кто-то из них – бывший Повелитель Оружия, теперь номинальный Повелитель другого Оружия.
Если кто-то из них – бывшее Оружие, теперь – Оружие Бога.
Это нормально.
Оружия Бога.
Его Косы Смерти.
Тезис «Коса Смерти всецело принадлежит Богу» все они воспринимают слишком буквально.
Слишком безумно дословно.
Штейн хорошо разбирается в больных мудаках, как никто другой разбирается, ему положено.
Штейн знает этот город как свои пять пальцев, он никуда отсюда не выезжал.
Барельефы с Шинигами-сама.
Горельефы с Шинигами-сама.
Фонтаны с Шинигами-сама.
Постеры с Шинигами-сама.
Кружки, фирменные блокнотики, майки и прочее, прочее, прочее дерьмо.
Шинигами-сама сверхпопулярен, он – Свой-Парень-Смерть, когда ты будешь умирать, он придет к тебе и скажет – «Приветик! Чего лежим? Кого ждем? К`мон, детка!»
Впрочем, Город Смерти – закрытый город, просто так в него не попадешь.
Перед дверью, ведущей в любимый кабинет Бога, тот, который с синим-синим небом и изящными облачками и закрытыми окнами, прорубленными в пространстве.
Перед дверью, ведущей под арку гильотин, спящих в ожидании движения, Штейн вспомнит.
Вспомнит, как конструкт из стали, арок костей и наростов мышц придавил его к полу.
Челюстная кость механически двинулась – я помню.
- Я помню, - сказал Спирит. – Я не могу это забыть. Синхронизация с Богом. Черное выжженное пятно в голове. Ощущение движения. Возбуждение. Режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль и дикое напряжение. Белые вспышки перед глазами. Сухой треск сломанных костей. Как если бы ты сломал ветку дерева, такой вот. Ха-ха, оказывается, я ничего толком и не помню, Штейн. Все это проклятое черное пятно. Все оно. Если ты найдешь способ его вскрыть, ты будешь тащиться до конца жизни, и ничего тебе больше не будет нужно.
Будешь счастлив, как умственно отсталый, - сказал Спирит.
Штейн сумасшедший, но он не умственно отсталый.
Он шагает мимо Спирита, отстраненно глядящего куда-то вбок, дверь за ним закрывается.
Дружище Смерть сегодня изволит пребывать в одиночестве.
- Ваша Коса там под дверью топчется, - говорит Штейн.
- Спирит-кун такой виктимный… - вздыхает Шинигами-сама.
Бог, прикидывающийся придурковатой поп-звездой.
Чудовище.
Черный монстр со щупальцами, выделяющими кислоту.
Разъедающую слизистую.
Мерзкий извращенный монстр, который трахает свое Оружие, так, что оно потом попадает в реанимацию.
Впрочем, об Оружиях Бога позаботится кто-нибудь другой.
Бог ограждает его от безумия.
Это достаточная плата за все.
А волноваться об этической стороне вопроса – это не к Штейну.
Штейн кивает -
- Ага, у него всегда получалось хорошо устроиться.
Вот еще один нюанс взаимоотношений Бога и его Оружий.
Если он по какой-то причине исчезнет, лучше будет, если кто-нибудь их пристрелит.
Из соображений человеколюбия, разумеется.
Руководствуясь одной только гуманностью.
Они его любят.
Нет, не так.
Не так…
Когда они стояли перед ним, его жертвы, его Оружие, его Косы Смерти, они были как цветы, тянущиеся к солнцу.
Почти незаметно для глаза вздрагивали, подаваясь вперед и останавливая себя усилием воли.
Все они.
Кто-то контролировал себя лучше, кто-то сжимал кулаки, пытаясь справится с собой.
К примеру, Мари.
К примеру, Мари…
Она была похожа на раздавленную гусеницу в белом коконе простыней.
Лежала, смотрела, и смотрела, и смотрела себе в потолок.
Штейн позвал ее, она перевела взгляд на него.
Ее правый глаз остановился на Штейне, такой же непроницаемый и бессмысленный, как черная повязка, закрывающая левый глаз.
Может, даже более бессмысленный.
Мари осторожно пошевелилась, замерла, резко втянув в себя воздух.
Потом сказала – я помню. Я не могу этого забыть. Синхронизация с Богом…
Она была второй, сначала был Спирит, и Штейн уже не удивлялся.
Уже не предлагал помочь.
Слушал и кивал.
Сейчас он тоже слушает и кивает.
- Общение со Спиритом тебя слишком расслабляет, - досадует Шинигами-сама. – Ну как вы умудрились Кишина-то проебать?
А как вы умудрились, молчит Штейн.
Но тссс!
Говорят, Шинигами-сама подвластны человеческие мысли и устремления.
Возможно, тихий голос в твоей голове – это вовсе никакой не Кишин…
Возможно…
То, что с профессором Штейном «не все в порядке» - это видно невооруженным глазом.
Даже не так.
С профессором Штейном совсем все не в порядке.
В общем-то, ничего нового с ним не происходит.
Где-то рядом, в комнате Азусы, две Косы Смерти обнимают друг друга за плечи, за шею, за талию и горько рыдают.
Им не хватит всех слез Тихого Океана, чтобы выплакать всю горечь, всю тоску, весь страх брошенных детей Бога, сходящих с ума без любви и внимания.
Им хочется еще немного запрещенного.
Еще немного немыслимого.
Еще немножечко, совсем немножечко быть там, за границей черного пятна, выжженного в голове.
Где нет страха.
Где нет боли.
Где нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.
В комнате пахнет перегаром.
- Теперь твоим постоянным напарником будет Мари. Вопросы, дружок?
- Значит, Мари, - равнодушно пожимает плечами Штейн.
Он не боится ничего, кроме безумия, дышащего ему в спину.
По сути, в нем нет ничего сложного.
Оружие Бога – это не должность, это группа риска.
Слишком большая текучесть кадров.
Оружие Бога неуязвимо только в руках Бога.
Само по себе – это такое же Оружие, как и остальные, просто сильнее.
Шестьдесят процентов не выдерживают синхронизацию.
Их хоронят тут же, ходить далеко не надо.
Двадцать процентов сходят с ума.
Их убивает сам Шинигами-сама, и перед смертью они кричат от счастья.
Двадцать процентов выживают.
Такая вот арифметика.
Когда Коса Смерти предстает перед глазами Бога, и чтобы запустить процесс синхронизации, нужен телесный контакт.
Шинигами-сама, старый, наученный горьким опытом Шинигами-сама, невесомо, предельно ос-то-рож-но кладет ладонь на макушку кандидата.
Он хочет сказать – всего, что ты сейчас увидишь, не существует.
Все это не так.
Но что-то говорить уже бессмысленно.
Поэтому Шинигами-сама садится пить чай.
Или играет сам с собой в подкидного дурачка.
Или разговаривает с кем-нибудь через зеркало.
Или просто смотрит.
В последнее время чаще всего он смотрит.
Смотрит, как девчонок или мальчишек, его Оружие, изламывает под немыслимыми углами, как на их коже проступают ожоги, синяки и рваные раны.
С усталым и нездоровым любопытством прикидывает, что на этот раз творится в голове у Оружия.
А потом природный оптимизм берет свое.
Люди всегда дрочили на Смерть, философски размышляет Шинигами-сама, поворачивается к зеркалу и вызывает медиков.
В их представлении я похож на какого-то черного монстра, философски размышляет Шинигами-сама, тщательно скрываемое отвращение медиков ему неприятно.
Возможно, стоит поменять имидж, философски размышляет Шинигами-сама, и рассеянно листает каталог ярких венецианских масок.
Маски равнодушно улыбаются и щурят ярко накрашенные пустые глаза.
FIN
автор: Kate S. Mint
жанр: agnst. my precious agnst.
персонажи: Шинигами-сама, кучка Кос Смерти.
рейтинг: R
дисклеймер: не мое, и славно.
Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.Уже нет страха.
Уже нет боли.
Уже нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.
Есть непрерывное движение, вверх и вниз, есть глухо ноющие ожоги – везде, по всему телу, есть натянутые мышцы и связки, все происходит на весу, есть режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль.
Список повреждений:
Разрывы мягких тканей.
Химические ожоги слизистой.
Кровоточащие трещины.
Интересно посмотреть со стороны?
Обязательно посмотрим, но позже.
Сейчас мы посмотрим на двух Кос Смерти, устроивших себе девичник.
- Столько воспоминаний… Пятнадцать лет назад эта комната казалась мне огромной.
- Комната… Интересно, что сделал Штейн с моей коллекцией орхидей?
- Он пустил их на опыты, Мари-чан.
- Да нет же, он не мог! А знаешь…да.
- Да?
- Да. Держи бутылку.
- Держу. Когда я отсюда уезжала, мне казалось, что я умираю. Мне казалось, что из меня вытащили позвоночник. Мне казалось, что лучше десять раз подряд проснуться в отделении реанимации оттого, что невыносимо больно, и орешь от боли, и от этого становится немного легче…
- А я не могу.
- Что ты не можешь?
- Не могу кричать, когда больно. Когда я пришла в себя, я свернулась в клубок, неловко об этом говорить… твое здоровье, Азу-чан…
- Твое здоровье, Мари-чан.
- …так вот, когда я пришла в себя – о, мне казалось, что внутри у меня раскаленный штырь, ну там, знаешь… и еще там…
- Знаю.
- …и от боли я превратилась в Оружие. Врачи так ругались!
- Но на мне это никак не сказалось! – говорят обе в один голос.
- А тот молоденький врач так обаятельно улыбался, он хотел на мне жениться… Но как-то не срослось…
Мари тяжело вздыхает.
Смотритель Океании, Мари Мьелльнир, обладает всеми женскими достоинствами – у нее легкий нрав, аппетитная фигурка, смазливое личико и интригующая черная повязка, закрывающая левый глаз, она очаровательно бестолкова и в то же время мудра, но каждый раз, когда мужчина, сходящий по ней с ума, целует ее, она его отталкивает.
Легкое «оттолкнуть» Молота Мьелльнир оборачивается для потенциальных мужей сломанными носами и разбитыми в лепешку губами.
Потом Мари долго и путано извиняется.
- Мужчины не любят легкодоступных женщин, Мари-чан, - нравоучительно поднимает палец вверх Азуса.
Смотритель Восточной Азии, Азуса Юми, вообще не подпускает к себе мужчин. Она любит молоденьких девушек, шестнадцати-семнадцати лет, темноволосых, темноглазых аккуратисток в очках, она любит чрезвычайно жесткий секс, она любит смотреть на все это со стороны, через зеркальное стекло.
Ее глаза при этом чудно пусты.
- Другим было сложнее… - вздыхает Мари. – Я мальчиков имею в виду…
- Кто-то немного повредился головой, - кивает Азуса.
- О ком ты?
- О, Ками, Великий и Прекрасный, к тебе взываю…
- Хи-хи… Точно…
- Кто-то начинает орать в телефонную трубку, потому что боится больше всего на свете, что Шинигами-сама успеет что-нибудь сказать в ответ, хоть слово, и все тогда. Кто-то трубку и вовсе не берет.
- А по кому-то не видно.
- А по кому-то… Да он просто чертов мазохист! Я удивляюсь, как он вообще при таком раскладе ходить может, да еще этой своей пижонской походочкой, и руки в карманах, нет, ну ты видела, Мари? Он единственный из нас остался, даже Джастин не смог, а он – он остался, остался с Шинигами-сама, пока все мы тихо загибались каждый в своем углу, пока я загибалась в своей Восточной Азии, он…
- Ты про Спирита? Твой стакан совсем пустой, Азу-чан… А я хочу танцевать!
- Дурочка…
Кстати, про Спирита.
- Лучше бы я сейчас был с Шинигами-сама…
Удар наотмашь.
Очки летят на пол.
- Больной мудак, - криво улыбается Штейн. – Ты такой больной мудак, семпай…
Он думает, хорошо, что Спирит – это не Мари.
Мари бы он, наверное, не смог ударить в ответ.
Происходит мужская драка, которая нас не интересует, выделяется целая куча адреналина, который нас не интересует, двое мужиков катаются по полу лаборатории, злобно рычат и норовят приложить друг друга посильнее, никакой духовной силы, никаких спецумений.
Любой владелец псарни сказал бы, что это нормально.
Любой директор Академии Шинигами сказал бы, что это нормально.
Так вот, это нормально.
Если кто-то из них – бывший Повелитель Оружия, теперь номинальный Повелитель другого Оружия.
Если кто-то из них – бывшее Оружие, теперь – Оружие Бога.
Это нормально.
Оружия Бога.
Его Косы Смерти.
Тезис «Коса Смерти всецело принадлежит Богу» все они воспринимают слишком буквально.
Слишком безумно дословно.
Штейн хорошо разбирается в больных мудаках, как никто другой разбирается, ему положено.
Штейн знает этот город как свои пять пальцев, он никуда отсюда не выезжал.
Барельефы с Шинигами-сама.
Горельефы с Шинигами-сама.
Фонтаны с Шинигами-сама.
Постеры с Шинигами-сама.
Кружки, фирменные блокнотики, майки и прочее, прочее, прочее дерьмо.
Шинигами-сама сверхпопулярен, он – Свой-Парень-Смерть, когда ты будешь умирать, он придет к тебе и скажет – «Приветик! Чего лежим? Кого ждем? К`мон, детка!»
Впрочем, Город Смерти – закрытый город, просто так в него не попадешь.
Перед дверью, ведущей в любимый кабинет Бога, тот, который с синим-синим небом и изящными облачками и закрытыми окнами, прорубленными в пространстве.
Перед дверью, ведущей под арку гильотин, спящих в ожидании движения, Штейн вспомнит.
Вспомнит, как конструкт из стали, арок костей и наростов мышц придавил его к полу.
Челюстная кость механически двинулась – я помню.
- Я помню, - сказал Спирит. – Я не могу это забыть. Синхронизация с Богом. Черное выжженное пятно в голове. Ощущение движения. Возбуждение. Режущая, то ослабевающая, то усиливающаяся боль и дикое напряжение. Белые вспышки перед глазами. Сухой треск сломанных костей. Как если бы ты сломал ветку дерева, такой вот. Ха-ха, оказывается, я ничего толком и не помню, Штейн. Все это проклятое черное пятно. Все оно. Если ты найдешь способ его вскрыть, ты будешь тащиться до конца жизни, и ничего тебе больше не будет нужно.
Будешь счастлив, как умственно отсталый, - сказал Спирит.
Штейн сумасшедший, но он не умственно отсталый.
Он шагает мимо Спирита, отстраненно глядящего куда-то вбок, дверь за ним закрывается.
Дружище Смерть сегодня изволит пребывать в одиночестве.
- Ваша Коса там под дверью топчется, - говорит Штейн.
- Спирит-кун такой виктимный… - вздыхает Шинигами-сама.
Бог, прикидывающийся придурковатой поп-звездой.
Чудовище.
Черный монстр со щупальцами, выделяющими кислоту.
Разъедающую слизистую.
Мерзкий извращенный монстр, который трахает свое Оружие, так, что оно потом попадает в реанимацию.
Впрочем, об Оружиях Бога позаботится кто-нибудь другой.
Бог ограждает его от безумия.
Это достаточная плата за все.
А волноваться об этической стороне вопроса – это не к Штейну.
Штейн кивает -
- Ага, у него всегда получалось хорошо устроиться.
Вот еще один нюанс взаимоотношений Бога и его Оружий.
Если он по какой-то причине исчезнет, лучше будет, если кто-нибудь их пристрелит.
Из соображений человеколюбия, разумеется.
Руководствуясь одной только гуманностью.
Они его любят.
Нет, не так.
Не так…
Когда они стояли перед ним, его жертвы, его Оружие, его Косы Смерти, они были как цветы, тянущиеся к солнцу.
Почти незаметно для глаза вздрагивали, подаваясь вперед и останавливая себя усилием воли.
Все они.
Кто-то контролировал себя лучше, кто-то сжимал кулаки, пытаясь справится с собой.
К примеру, Мари.
К примеру, Мари…
Она была похожа на раздавленную гусеницу в белом коконе простыней.
Лежала, смотрела, и смотрела, и смотрела себе в потолок.
Штейн позвал ее, она перевела взгляд на него.
Ее правый глаз остановился на Штейне, такой же непроницаемый и бессмысленный, как черная повязка, закрывающая левый глаз.
Может, даже более бессмысленный.
Мари осторожно пошевелилась, замерла, резко втянув в себя воздух.
Потом сказала – я помню. Я не могу этого забыть. Синхронизация с Богом…
Она была второй, сначала был Спирит, и Штейн уже не удивлялся.
Уже не предлагал помочь.
Слушал и кивал.
Сейчас он тоже слушает и кивает.
- Общение со Спиритом тебя слишком расслабляет, - досадует Шинигами-сама. – Ну как вы умудрились Кишина-то проебать?
А как вы умудрились, молчит Штейн.
Но тссс!
Говорят, Шинигами-сама подвластны человеческие мысли и устремления.
Возможно, тихий голос в твоей голове – это вовсе никакой не Кишин…
Возможно…
То, что с профессором Штейном «не все в порядке» - это видно невооруженным глазом.
Даже не так.
С профессором Штейном совсем все не в порядке.
В общем-то, ничего нового с ним не происходит.
Где-то рядом, в комнате Азусы, две Косы Смерти обнимают друг друга за плечи, за шею, за талию и горько рыдают.
Им не хватит всех слез Тихого Океана, чтобы выплакать всю горечь, всю тоску, весь страх брошенных детей Бога, сходящих с ума без любви и внимания.
Им хочется еще немного запрещенного.
Еще немного немыслимого.
Еще немножечко, совсем немножечко быть там, за границей черного пятна, выжженного в голове.
Где нет страха.
Где нет боли.
Где нет ни обожания, ни отвращения.
Ни колебаний.
Ни раздумий.
В комнате пахнет перегаром.
- Теперь твоим постоянным напарником будет Мари. Вопросы, дружок?
- Значит, Мари, - равнодушно пожимает плечами Штейн.
Он не боится ничего, кроме безумия, дышащего ему в спину.
По сути, в нем нет ничего сложного.
Оружие Бога – это не должность, это группа риска.
Слишком большая текучесть кадров.
Оружие Бога неуязвимо только в руках Бога.
Само по себе – это такое же Оружие, как и остальные, просто сильнее.
Шестьдесят процентов не выдерживают синхронизацию.
Их хоронят тут же, ходить далеко не надо.
Двадцать процентов сходят с ума.
Их убивает сам Шинигами-сама, и перед смертью они кричат от счастья.
Двадцать процентов выживают.
Такая вот арифметика.
Когда Коса Смерти предстает перед глазами Бога, и чтобы запустить процесс синхронизации, нужен телесный контакт.
Шинигами-сама, старый, наученный горьким опытом Шинигами-сама, невесомо, предельно ос-то-рож-но кладет ладонь на макушку кандидата.
Он хочет сказать – всего, что ты сейчас увидишь, не существует.
Все это не так.
Но что-то говорить уже бессмысленно.
Поэтому Шинигами-сама садится пить чай.
Или играет сам с собой в подкидного дурачка.
Или разговаривает с кем-нибудь через зеркало.
Или просто смотрит.
В последнее время чаще всего он смотрит.
Смотрит, как девчонок или мальчишек, его Оружие, изламывает под немыслимыми углами, как на их коже проступают ожоги, синяки и рваные раны.
С усталым и нездоровым любопытством прикидывает, что на этот раз творится в голове у Оружия.
А потом природный оптимизм берет свое.
Люди всегда дрочили на Смерть, философски размышляет Шинигами-сама, поворачивается к зеркалу и вызывает медиков.
В их представлении я похож на какого-то черного монстра, философски размышляет Шинигами-сама, тщательно скрываемое отвращение медиков ему неприятно.
Возможно, стоит поменять имидж, философски размышляет Шинигами-сама, и рассеянно листает каталог ярких венецианских масок.
Маски равнодушно улыбаются и щурят ярко накрашенные пустые глаза.
FIN
@музыка: gorillaz - elmanana
@темы: soul eater